Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ)

"Странно, что мальчик подал кофе, посоветовав подремать", — подумала она и тут же провалилась в сон на мягкой перьевой перине.

***

Тильде показалось, не прошло и минуты, как Мато снова почтительно дёрнул её за подол:

— Просыпайтесь, госпожа. Скоро ужин.

— Я обязательно должна спускаться? — капризно со сна проворчала Тильда и тут же вспомнила: шерстяная нитка! Она должна делать, как велит ей судьба, и если той угодно предстать в виде маленького подмастерья — что ж, не ей, Тильде, выбирать.

Она живо поднялась и сунула ноги в мягкие кожаные дорожные башмачки.

— Проводишь меня, Мато?

— Конечно, госпожа.

Переминаясь с ноги на ногу, мальчишка ждал, пока Тильда ополоснёт лицо свежей водой от дождя, прошедшего, пока она спала, разгладит складки на платье и проведёт гребнем по растрёпанным рыжим волосам.

— Не мешкайте, госпожа, — попросил Мато, когда она уселась на кровать с ниткой и иглой в руках — подштопать чулок.

— Иду, иду, — отмахнулась Тильда, наскоро прихватывая побежавшую стрелку. — Ну, готова!

И они двинулись вниз по винтовому лабиринту внутри широкого ствола Коромысла. Тильда дивилась всему вокруг: и голубым лепесткам, и розовым колокольчикам, и лимонно-жёлтым опятам, которыми были законопачены щели рассохшихся стен.

Наконец они добрались до самых корней, но и там Мато не остановился, а повёл её ещё глубже, в Подкоренье, куда уже не проникал золотистый закатный свет. Там царили густые, как сливочный крем, лиловые сумерки, наполненные искрами и светлячками.

У самого порога подземного зала Мато распахнул перед ней дверь и вдруг жалобно вскрикнул.

— Что такое? — бросилась к нему Тильда. — Мато?

— Наступил на шип, — пробормотал он, скача на одной ноге и безуспешно пытаясь стащить с другой цветной чулок. Тильда только сейчас заметила, что Мато отчего-то без своих деревянных башмаков.

— Теперь умру.

— Это ещё почему? — опешила она и заметалась кругом, ища кого-нибудь в помощь. — Мальчику плохо! Помогите! Помогите!

— Никто не выйдет из зала, вот-вот будет ужин, — слабо окликнул её Мато. — Не кричите, госпожа… Только помогите мне войти внутрь… Хоть раз погляжу, как выбирают карты…

«Что ещё за карты?» — закусила губу Тильда, подхватывая Мато под руки и втаскивая внутрь. Он стонал сквозь зубы и всё поминал ядовитый шип, пока она вела его к свободной деревянной колоде, заменявшей стул во главе стола.

Стол был такой длинный, что дальний конец прятался в тени. Тильда различила несколько лиц по обе стороны берёзовой столешницы — всё девушки, кто краше, кто уродливей неё. Ни мужчины, ни ребёнка — один Мато на весь зал. Свободных мест, кроме колоды, на которую она усадила подмастерье, не осталось, и Тильде пришлось встать за его спиной.

В это время подали ужин: в зал вошли три десятка, а то и больше, гномов, а за ними вплыла череда маленьких ботиков с палубами, заставленными яствами. Боты подплывали к столам, гномы снимали плошки, чугунки и миски и расставляли на неведомо откуда взявшейся скатерти, вытканной звёздным узором.

Как только последняя миска утвердилась на столе, боты отчалили, и гномы тоже чередой выбежали прочь из зала. Девушки в полном молчании принялись за еду. Проголодавшаяся Тильда тоже подвинула к себе ближайший горшок и две ложки: для себя и для Мато, который тихонько постанывал, ощупывая раненую ногу.

— Этот яд в шипе смертельный? — шёпотом спросила она.

— Да, госпожа, — ответил Мато и замотал головой, показывая, что не желает есть. — Кушайте сами, госпожа. Это ваша карта.

— Что ещё за карта? — спросила Тильда.

— На дне горшка, — кривясь, сказал Мато. — Карта, которая укажет, кем вы будете в час встречи Желания.

— И как мне достать эту карту?

— Съесть кашу, разумеется, — усмехнулся Мато и снова скривился от боли. — Госпожа, ешьте. А как покушаете, расскажите, что творится в зале. Я слепну, но хочу хотя бы услышать, как проходит ужин в честь Желания.

Тильда кивнула, а сама в который раз задумалась: что это за Желание-то такое?

Чтобы исполнить просьбу умирающего, она едва ли не за минуту опустошила горшочек с дымившейся кашей, отыскала на дне скомканную бумажку, развернула, прочла одно-единственное слово "фрейлина" и принялась описывать пир:

— В зале — огромный стол, мне кажется, он из берёзы. На столе — скатерть: я вижу на ней созвездия Калиновой Рощи, Чинганской Горы, Птицелова, Кулика и Синицы, Амулета, Красной Розы… Мы с тобой сидим во главе стола. По правую сторону ужинают благородные девицы, как мне думается: у них белые лица и руки, прямые спины, выкрашенные углём брови, золотые венки, рубиновые ожерелья и гранатовые браслеты. По левую сторону простолюдинки в белых чепцах и грубых платьях из крашеного холста, в деревянных бусах и мятых фартуках. Башмаки у них, должно быть, такие же деревянные, как у тебя, Мато. Ах, почему ты не надел башмаки?

— Так было предсказано, — тихо ответил Мато, опуская голову Тильде на плечо. Она вновь почувствовала запахи молока и глины, а ещё горячей крови и садового шиповника.

— Мато! Давай я отыщу одного из гномов, найду корабль, чтобы тебя доставили к лекарю!