Сказки Шапкая

Перед нею широкая Сагайская степь открылась. Внизу у подножия скалы увидела девушка стадо коров и овец, большое стадо, сытое. А пасёт его молодой парень, точь-в-точь, как её любимый — Очан.

Обрадовалась Ку, разволновалась, закричала:

— Очан мой, Очан!

И, протянув к нему руки, бросилась вниз со скалы.

Подхватил ветер её платье, широкие рукава раскинул, и полетела Ку белой птицей-Лебедем, закружилась над молодым пастухом.

Потом поднялась высоко в небо и камнем к ногам пастуха упала. Без Очана жить не смогла…

Вот какая любовь была у Ку.

Давно это было, а любовь у лебедей и сейчас такая, что друг без друга они жить не могут.

Урок

На памяти наших отцов такое случилось. Жил в улусе один очень бедный мужик. Была у него только одна шуба, да и та вся в дырах. Самому ему некогда было шубу чинить: уходил он на работу к баю рано, возвращался домой поздно. Усталый приходил, спать ложился.

Много раз просил он жену зашить дыры на шубе. Жена его и слушать не хотела, смехом отделывалась:

— Мороз боится шубы. Никогда к овчине не подходит.

Мужик был человек смирный и не поперечный, спорить не умел. А жена у него была — говорливая да бранчливая. Мало что делала. Спала много. Ленивая была.

Наконец мужику надоело мёрзнуть. И в самый лютый мороз попросил он у соседа коня и полушубок.

— Жену до горы прокатить хочу…

Разбудил жену и свою дырявую шубу ей подаёт:

— Надевай, жена, кататься поедем!

Жена обрадовалась, шубу надела, на улицу выбежала. Едут они на санях от улуса до горы и обратно. А мужик коня придерживает, бежать ему быстро не даёт. Не прошло времени мужику трубку выкурить, — жена от мороза жаться начала,

руками себя похлопывает. Потом задрожала, зуб на зуб у неё не попадает…

— Ой, мужик, домой, скорей домой! — а сама так замёрзла, что и слова, как следует, выговорить не может.

Наконец, домой вернулись — жена скорей к натопленной печке бросилась. Отогрелась немного и давай шубу чинить.

На пользу пошёл урок.

У большой ели

Было это много лет назад, когда старый Шапкай ещё молодым козлёнком по горам бегал.

Ранней весной один шорец с далёкой охоты домой возвращался.

Под вечер поднялся он вверх по долине на самый высокий склон горы. Вокруг посмотрел — на солнечной стороне деревья от свежих соков лоснились. В снегу тёмные круги вытаяли. Первой зеленью земля покрылась.

На полночной стороне деревья в зимней спячке дремали, солнца дожидались, от снега помаленьку отряхивались.

Выбрал охотник место, где снег растаял, остановился на ночлег. Под толстыми ветвями Ели костёр развёл, поужинал. Около самого корня дерева медвежью шкуру постелил. Положил голову на толстый корень и порадовался, что на таком хорошем месте спать будет.

Ветерок подул, ветки калины и рябины закачались, закивали головки первых весенних цветов. Но Ель, под которой расположился охотник, не пошевелила ни одной лапой. Только вершина её зашумела, как будто старая Ель на кого-то сердилась.

— Не на меня ли Ель жалуется за яркий огонь? — подумал охотник. Встал и потушил костёр. Ель словно стала гудеть тише…

Не раз слышал охотник от деда, что в давние времена люди понимали, о чем говорят деревья.

— Однако и я понял, — подумал охотник.

С этой мыслью он укутался в тёплый шабур и снова лёг.

Вокруг быстро темнело. Вскоре в темноте утонули горы. Только высокие хребты чуть виднелись, как гривы каких-то огромных зверей. Деревья на склонах словно оделись в чёрные платья. Охотнику казалось, что они теперь шевелятся, двигаются и тихо шепчутся между собой…

Вдруг услышал он, как сверху покатился камешек. Потом второй… третий…

Не прошло времени выкурить трубку табаку, — сверху к старой Ели, у которой лежал охотник, спустилась небольшая Ёлочка.

— Ака[5], ака, пойдём к нам, — прошептала Ёлочка, обращаясь к старой Ели.

— Не видишь разве, у меня человек спит, — сердито сказала Ель.

— Ой, ака, отец мой давно болеет, а сегодня он упасть хочет.

— Ну, какая здесь беда, — удивилась старая Ель, — знать, ему время пришло на землю ложиться. Хоть он в девяти местах ломайся, не могу оставить гостя и уйти.

— Не в том, ака, беда, — замахала ветвями Ёлочка. — Мой отец вниз головой упасть хочет, под гору. Вот что нехорошо-то…

— А, это худо, совсем худо, — закачала головой Ель. — Я не раз его поучала, когда он ещё малым был: старайся корни поглубже в землю пускать! За камни покрепче цепляйся! — говорила. — Тогда богиня ветров Сары-Кыз никакими плясками не свалит тебя. А ему неохота было силы тратить, он корни почти на поверхности земли оставил. Вот чуть задела Сары-Кыз подолом его, он уже и закачался.

— Ой, в прошлую ночь как я дрожала! Пришли олени и легли спать там, куда мой отец склонился. Думаю: упадёт тихо и этих красивых зверей подавит. Я давай ветками махать: будто я медведь и к ним иду… А сегодня отец сказал, что больше держаться за землю и стоять он не в силах. И задумал пасть головою под гору.

Старая Ель молчала.

— Вот смотрю и слушаю его, больно мне делается, — продолжала Ёлочка. — Даже забываю, что я впереди всех на каменной крутизне стою. Надо ли отцу что-нибудь сказать?