Сказки Сирены

Там, живая и относительно нестарая баба Шура, мать её матери, которую все с детства звали «бабунька» (а когда повзрослели стали звать просто «ба»), чистила картошку, готовя обед. Взглянув на Елизавету Романовну (сейчас, наверное, просто Лизку), сказала:

– Ну что, пьяньчужка, проспалась?

– Я? – удивилась Елизавета. А услышав свой голос, удивилась ещё больше.

– Ну, не я же! Вот погоди, мать с работы вернётся, она тебе устроит порку! Вчера её чуть кондрашка не хватила! Это ж надо – гулять до утра! Вот она тебе устроит выпускной!

Зачерпнув железной кружкой воды из оцинкованного ведра, Елизавета утолила жажду, и, стараясь не удивляться (сон, он и есть сон, здесь может быть всё, что угодно!), поплелась обратно в комнату. В голове уже немного прояснилось. Подойдя к старенькому трельяжу, посмотрела в зеркало. Из глубины волшебного стекла на неё смотрела четырнадцатилетняя Лизка с немного помятым лицом и всклокоченными волосами – ещё густыми и тёмно-каштановыми, которыми она гордилась долгие годы, пока не начала барахлить щитовидка и не начала их терять. В более зрелом возрасте некоторые знакомые девушки и даже парни думали, что она пользуется какой-то супернавороченной краской, придающей волосам такой глубокий коричневый оттенок, и безмерно удивлялись, узнав, что это её природный цвет волос.

Елизавета машинально провела руками по голове, приглаживая вздыбленные пряди, и отражение повторило её жест. «Надо будет посмотреть в соннике, что означает «смотреть в зеркало», когда проснусь», – подумала женщина. Думать во сне она всегда умела, особенно, когда сон был на грани пробуждения.

Прикасаясь к гладкой, упругой, молодой коже четырнадцатилетней себя, Елизавета Романовна невольно завистливо вздохнула. Да, не ценим, что имеем, потерявши – плачем… Не так уж и плохо выглядела она на пороге своего пятнадцатилетия. Если судить по словам бабуньки, ей снится утро на следующий день после празднования выпускного. Значит, она уже окончила восьмой класс, и вчера, выпив, с компанией друзей под предводительством Игоря-дохляка, все попёрлись к его деду в какую-то сторожку на речке. Ни деда, ни сторожки они не нашли, а попали в болотце, где все измазались, как свиньи, заблудились, замёрзли и протрезвели, еле выбрались обратно в город, отвели Игоря к его дому, поднялись на площадку, прислонили к дверям квартиры и нажали кнопку звонка. Затем все бегом спустились вниз и, давясь смехом, наблюдали, что будет. Дверь открылась, и полубесчувственный Игорёк упал на руки вышедшего на порог отца – большого начальника большого предприятия. По подъезду раскатился его яростный рык, которому вторил просяще-причитающий голосок матери Игорька. Схватив сына за шиворот, мужчина рывком, как нашкодившего щенка, втащил его в квартиру, и дверь со стуком захлопнулась.

– Ох, и влетит сейчас Игорьку! – хихикнула Валька-модница.

– Фигня! – махнул рукой Серёга, знаток семейных отношений Игорька. – Папаша поорёт и заткнётся – маманя его отмажет. Ну, посидит пару деньков под домашним арестом. Его в жизни не били, даже подзатыльника не получал. Он хилый с детства.

На этом, как помнила Елизавета Романовна, они распрощались и разбрелись по домам. Все жили в центре, почти рядом с домом Игоря, в пяти минутах ходьбы. Только Лизке надо было пройти этой же улицей пару кварталов.

Как странно: она видит сон о себе, юной девочке, но почти не помнит тех событий. Словно она, нынешняя, вдруг оказалось в теле себя, выпускницы. О, если бы это было так… Вновь вернуться в прошлое, но с грузом памяти прошедших лет. Чтобы знать и уметь предвидеть, чтобы мочь избежать роковых ошибок, чтобы построить судьбу по-другому… А возможно ли это? Как-то, в дни расцвета молодости, Елизавета встретила в поезде гадалку – не цыганку, не шарлатанку, а настоящую рыжую «кацапку» из Ростова. Случайно познакомились, от скуки разговорились, и так получилось, что женщина ей погадала. Не на картах, не по руке. Она осмотрела голову Лизаветы, заглянула даже за уши, посмотрела на руки и внимательно осмотрела лицо, пощупала затылок и плечи. Лизка в это время скептически улыбалась, так как никогда не верила ни в какие гадания, а цыганок, пристающих на улицах, отгоняла пинками. Не верила она ни в привороты, ни в отвороты, ни в «сглазы», ни в проклятия. Не признавала ни бога, ни чёрта, ни красную армию. Верила она в то, что можно пощупать, увидеть, и в бесконечность Вселенной. Поэтому первые слова, произнесённые рыжей гадалкой (дай бог памяти, как же её звали? Лизка забыла её имя на другой день, как они расстались, и вспомнила о гадалке только, когда её пророчества стали сбываться), немного смутили молодую женщину:

– Ты не замужем. У тебя двое детей. Ты только недавно рассталась с мужем, и не жалеешь об этом…

Откуда незнакомка могла всё это знать? Лизка не делилась с ней никакой информацией, они почти не разговаривали, так, перекинулись парой общих вежливых фраз. А на безымянном пальце правой руки Лизки красовалось обручальное кольцо, которое она ещё долго будет носить, по привычке, пока не сдаст в ломбард по нужде.