Сказки, собранные братьями Гриммами

Но портняга-то со вчерашнего дня ничего не ел. «Солнце-то теперь вижу, - говорил он сам себе, - а хлеба во рту ни крошки не чую. Первое, что встречу на пути, хотя бы и не очень съедобное, не уйдет от моих рук».

Как раз в это время аист преважно расхаживал по лугу. «Стой, стой! - закричал портной, хватая его за ногу. - Не знаю, годен ли ты в пищу или нет, но мой голод не позволяет мне долго разбирать - сверну тебе голову да зажарю». - «Не делай этого, - сказал аист, - я птица священная, никто мне зла никакого не делает, а я сам приношу людям немалую пользу. Коли ты пощадишь меня, сохранишь мне жизнь, я тебе сам когда-нибудь пригожусь». - «Ну, так проваливай, куманек долговязый», - сказал портной.

Аист поднялся вверх, свесив на лету свои длинные ноги, и преспокойно полетел вдаль.

«Что же это будет? - говорил сам себе портняга. - Голод мой все возрастает, а желудок становится все тощей и тощей; нет, уж теперь что мне на дороге попадется, то пиши пропало!»

Вот и увидел он, что на пруду плавает пара утят. «Кстати вы пожаловали», - сказал он, подхватил одного из них и собирался уже ему свернуть шею.

Тут старая утка, засевшая в камышах, стала громко кричать, подлетела к портному с раскрытым клювом и слезно его молила, чтобы он сжалился над ее несчастными детками. «Подумай, - сказала она, - как бы стала сокрушаться твоя мать, если бы кто задумал тебя у нее унести да шею тебе свернуть». - «Ну, успокойся! - сказал добродушный портной. - Твои детки останутся в целости». И он пустил утенка в пруд.

Отвернувшись от пруда, портной очутился перед старым дуплистым деревом и увидел, что дикие пчелы то и дело влетают в дупло и вылетают из него.

«Вот и награда за доброе дело готова! - воскликнул портной. - Хоть медком-то потешу себя».

Но пчелиная матка вылезла из улья, пригрозила ему и сказала: «Коли ты коснешься моего роя да вздумаешь разорить мой улей, то мы вопьемся в твое тело тысячами наших жал, словно раскаленными иглами. Если же оставишь нас в покое и пойдешь своею дорогою, то мы тоже тебе когданибудь пригодимся». Увидел портняга, что и здесь ничего не поделаешь. «Три блюда пустые, да и на четвертом нет ничего - с этого сыт не будешь!» - подумал он.

Потащился он со своим голодным брюхом в город, и так как был в это время полдень, то в гостиницах кушанье было уже готово и он мог тотчас же сесть за стол. Насытившись, он сказал себе: «Теперь пора и за работу!»

Походил он по городу, стал себе искать хозяина и вскоре нашел хорошее место.

А так как ремесло свое он знал основательно, то ему удалось немного спустя приобрести известность, и все хотели непременно сшить себе платье у маленького портного.

С каждым днем его положение улучшалось. «Я, кажется, шью так же, как и прежде, - сказал он, - а между тем дела мои день ото дня идут лучше и лучше».

Наконец уж и сам король возвел его в звание своего придворного портного.

Но ведь вот как на свете бывает! В тот самый день, когда он был удостоен этой почести, его бывший товарищ тоже был возведен в придворные башмачники. Когда тот увидел портного и притом заметил, что у него целы оба глаза, его вдруг стала мучить совесть. «Прежде чем он мне станет метить, - подумал башмачник, - я постараюсь ему вырыть яму». Ну, а уж давно известно, что кто другому яму роет, нередко сам в нее попадает.

Вечерком покончив с работой, после наступления сумерек башмачник прокрался к королю и сказал: «Господин король, этот портной мастер - человек высокомерный; он похвастал как-то, будто может добыть ту золотую корону, которая с давних пор из твоей казны пропала». - «Это было бы мне очень приятно», - сказал король, приказал позвать к себе на другое утро портного и велел ему или добыть эту корону, или же навсегда покинуть город.

«Ого, - подумал портной, - уж очень он на меня надеется… И если король вздумал требовать от меня то, чего никто из людей сделать не может, так я и до завтра ждать не стану: сегодня же выеду из города».

Связал он свой узел, но едва только задумал выйти из ворот, взгрустнулось ему, что он должен покидать свое счастье и уходить из города, в котором дела у него шли так хорошо.

Он подошел к тому пруду, где познакомился с утками, и увидел, что старая утка, которой он пощадил утенка, сидит на берегу и очищает себе перья клювом.

Та его тотчас узнала и спросила, чем он так опечален. «Не мудрено за-печалиться - ты это и сама поймешь, как узнаешь мое горе», - отвечал утке портной и все рассказал ей по порядку. «Ну, коли только-то, - сказала утка, - так этому горю еще пособить можно. Та корона к нам в пруд попала и лежит на дне; мы ее тотчас и добыть можем. Ты только расстели свой платок на берегу».

Нырнула она со своими двенадцатью утятами и несколько мгновений спустя всплыла снова: она сидела внутри самой короны, а двенадцать ее утят плыли кругом, подложив свои клювы под корону и поддерживая ее на поверхности воды. Они подплыли к берегу и положили корону на платок.