Задерживаюсь у дома номер пять. Вернее, где он стоял. Под этим номером теперь банковский новострой. Здесь был двухэтажный и весьма крепкий домишко. Справа от ворот квартира и мастерская моего деда — сапожника-кустаря с вывеской в окне. В комнате с входом с улицы полки для обуви заказчиков, а во второй верстак у окна на улицу и в глубине, у печки-голландки железная кровать с шарами. Дед Павел добрый, седой и старый в роговых очках на кончике носа и гвоздями в желтых зубах. Был девятого января на Дворцовой площади. Вернулся с двумя дырками от пуль в шубе. Повезло. После блокады с ним стали случаться внезапные припадки. Вдруг замирает во время работы, сползает на пол с низкого табурета и начинает как-то мелко дергаться. Я пугаюсь и вопросительно гляжу на бабушку. Она качает головой. Мол, не надо трогать. Через некоторое время дрожь затихает, дед водружается на табуретку и озадаченно начинает вертеть головой. Подбираю с пола и подаю ему очки. Он что-то одобрительно, ласково бурчит и, как ни в чём ни бывало, хватается за молоток.
Бабушка рассказывала интересную историю из неведомой дореволюционной эпохи. Время от времени на аллее у дедушкиного дома появлялась неразлучная пара. Один из них известный всем Михаил Иванович Калинин, а другой некто Абрамов — будущий красный директор порохового завода на Ржевке. Сгинул, как и многие в тридцать седьмом. Михаил Иванович топтался на аллее, а Абрамов шел к деду просить в долг на то, чтобы залить пожар души. Денег не было, но дед был сговорчивый и помогал, чем мог. Давал на пропой пару готовых сапог. Друзья шли на Мальцевский рынок, продавали сапоги и пропивали деньги. Деньги с Абрамова можно было получить только через мирового судью. Потом, через некоторое время, сия негоция повторялась вновь и неоднократно.
До Литейного осталось буквально несколько шагов. Справа, на углу Литейного высится дом Толи Левина с большим гастрономом внизу. С его крыши видно гораздо дальше и больше чем с нашей. Из-за этого дома по четной стороне улицы неувязка с номерами. В непрерывном строю отсутствует дом номер четыре, что иногда озадачивает пришлых людей. Дело в том, что давным-давно, еще при царе все номера были на месте. Только вот угловой с номером два и следующий, с номером четыре были деревянные. В доме четыре была лавка торговли колониальными товарами купца Черепенникова. Купец разбогател, откупил угловой дом, снес оба и построил один каменный с большим магазином и квартирами для богатых. Так и не стало на улице дома номер четыре.
Ну, вот и дошел до Литейного. Делаю последний шаг и окончательно переношусь из мира близких сердцу щемящих воспоминаний в совсем другой, безжалостный, суетливый и безразличный мир нового века.
Иностранцы в Питере
Иностранец в Питере — это вам не какой-то там простой временный гость из неведомой страны. Иностранец в Питере — это не типичный посетитель музеев и вечный искатель, что бы такое сожрать экзотическое, оставшись при этом в живых. Не-ет, иностранец в Питере — это уникальное явление местной природы. Он как неотъемлемый элемент городской архитектуры, деталь городского ландшафта и украшение интерьера любого городского здания, которое он согласится почтить своим присутствием. Таких иностранцев-естествоиспытателей как в Питере нет больше нигде в мире. Чтобы понять это нужно знать, как и почему рождаются питерские иностранцы. Совершенно безразлично, где они появляются на свет, но мужают они только здесь, у нас и не без нашей, само собой, помощи и заботы. Мы лелеем их, пуще собственных родственников. Мы не даем им расслабляться и чувствовать себя обойденными отеческим вниманием. Мы почти, что одно целое с ними, хотя и расстаемся с конкретными представителями этого вида приматов совершенно без сожалений и душевных мук, зная, что место убывших сразу же займут прибывшие.
Питерские иностранцы рождаются в дальних странах в результате совокупления двух удивительных слухов, составляющих в результате гремучую смесь любопытства и страха. Один слух доходит до них как известие о небывалом культурном феномене в далекой варварской стране. Причем таинственная и непонятная суть варварства действует как катализатор на созревание особи потенциального питерского иностранца. Другой слух подбирается к месту слияния с первым с помощью зарубежной криминальной хроники бульварных газет, теленовостей из России и кинотриллеров про русскую мафию. В результате естественного и бурного развития непредсказуемых инстинктов, вызванных совокуплением слухов, свеженький питерский иностранец внезапно оказывается стоящим на Дворцовой набережной в группе себе подобных индивидов.