— Вы не находите, что уже пора ужинать, а мы сегодня за этой всей суетой даже не обедали? — словно очнулся Синдбад.
— Да-да, — подтвердил Ахмед, — и ужинать будем у меня. Мы с Сержем вам одну любопытную штуку покажем.
Только вошли ко мне, как Синдбад, увидев куклу, воскликнул:
— А я совсем и забыл про нее! Это же моя месть Ахмеду.
— Месть мне? За что?
— За бинокль.
— Во-первых, из-за твоей забывчивости эту вещь чуть не продали неизвестно кому. А во-вторых, месть, Синдбад, не бывает половинчатой. Или она есть, или ее совсем нет, — начал дразнить Синдбада Ахмед.
— Ты что — хочешь сказать, что эта кукла — только половина куклы? Друзья, наш уважаемый предводитель с ума сдвинулся.
— Перестань, Синдбад, я говорю не о половине куклы, а о том, что у бинокля две штучки для глядения — пара. А эта кукла не парная. Только девочка. А где мальчик? Так что твоя месть не считается. Она неполновесная.
— Неполновесная? Так я… так я ее и заберу обратно! — задыхаясь от возмущения, заявил Синдбад.
— Не выйдет. Месть ты заявил сейчас при людях, а это обязательство! Предмет забирается в залог выполнения этого обязательства полностью. Так что где хочешь бери, а мальчика мне вынь да положь без всяких разговоров!
— Вот видели, — обратился к обществу обескураженный капитан, — что он со мной делает? Вымогательство чистой воды! Но не на того напал, Ахмед! Я с тобой мигом рассчитаюсь. Развинчу бинокль и половину верну тебе. Вот и будем в расчете. Что, съел?
Общий хохот долго не стихал, а когда поутих, то кое-кто вытирал глаза от выступивших слёз.
— Здравствуйте, — донесся мелодичный голосок от двери.
— Зубейда, Зубейда, иди скорее сюда, — позвала Шехерезада, — смотри, какая прелесть на столе! Нравится?
— Да, очень!
— Ахмед, а Гюльнара видела?
— Нет еще. Надо ее позвать.
— Я сейчас схожу, — откликнулась Зубейда и вышла, вернувшись через минуту с хозяйкой дома.
— Смотри, Гюльнара, какая вещь!
— Какая прелесть, Ахмед! Похоже, очень непростая кукла.
— Вот-вот, именно непростая, и ты это заметила, а другие — нет.
Ахмед передвинул куклу в середину стола, завел и щелкнул рычажком. Все замерли как зачарованные, наблюдая за грациозным кукольным танцем. Ахмед завел и запустил игрушку еще раз.
— Мне, конечно, такую куклу никогда не подарят, — раздался мечтательный голосок неслышно подкравшейся Джамили.
— Ты всегда сможешь посмотреть ее со взрослыми, — успокоила чертенка бабушка. — Но сама не смей трогать. Ахмед, эта прелесть останется в доме?
— Я подумываю подарить ее тебе, Гюльнара.
— Не надо. Зачем старухе кукла? Даже такая чудесная. Пусть просто стоит здесь — у Сержа с Зубейдой. Вазу с цветами переставить на стол, а тумба от вазы для куклы как раз подойдет. Давайте-ка переходите все к Ахмеду. Там уже накрыли.
— Сейчас идем. Синдбад, где ты ее добыл?
— В Шанхае у старьевщика.
— Не спросил, откуда она у него?
— Нет. Я как увидел ее в действии — так всё на свете забыл.
— Жаль. Ладно, пошли ко мне за стол.
Все порядочные молодые пары спят в обнимку. Утреннее солнце, заглянувшее в окно, удостоверилось, что мы с Зубейдой вполне порядочные и поэтому нас пора будить. Непорядочная одиночка уже давно встала и с нетерпеливым ожиданием созерцает заводную куклу.
— Я, конечно, понимаю, что нарушаю ваш покой и уединение и это очень нехорошо, — укорил сам себя чудо-ребенок, заметив, что мы открыли глаза, — но и меня тоже поймите. Я же всю ночь честно терпела и сейчас вас будить не стала.
— Мы понимаем твои трудности, Джамиля, и очень сочувствуем твоим мучениям, — ответила Зубейда, вставая, зевая и заводя куклу.
— Спасибо. Только вы с Сержи-сахебом и входите в мое сложное положение в этом доме. Какая же ты красивая, Зубейда, когда голая. Вдвое красивее, чем в платье! Я вот вырасту и тоже такой буду, — и девочка замолчала с раскрытым ртом, любуясь танцем куклы. А когда тот закончился, молча вышла из комнаты.
— Мне в лавку пора, — глянув на солнце, сказала Зубейда. — Только-только успею позавтракать. А ты, Сержи-сахеб, опять за приключениями отправишься?
— А что мне остается делать? Надо же как-то время скоротать до твоего возвращения. Я, пожалуй, провожу тебя на базар. Похожу, посмотрю, что и где продают.
У фарфоровой лавки Ахмеда столпотворение. Мустафа, делая страшные глаза и вздымая руки, рассказывает окружающим страшную историю об ожившей вчера кукле. Оказывается, что она чуть не набросилась и не загрызла их с приказчиком. Окружающие сочувственно покачивают головами и поеживаются, представляя себе картину чуть не состоявшегося среди бела дня людоедства на базаре. Приказчик же под шумок энергично принимает деньги и отпускает товар пораженным и от того потерявшим бдительность покупателям. Если у Мустафы хватит фантазии и сил до вечера, то лавка сегодня полностью опустеет.