Сказки старого дома 3

Утро началось с того, что я выпросил у Ахмеда коробку из-под торта. Эскимо в шоколаде вполне подходящее лакомство, чтобы побаловать чудо несказáнное. В коробку влезло шестнадцать штук. Мороженщица даже пожертвовала несколько кусочков искусственного льда, чтобы содержимое коробки не сразу растаяло. В кондитерском отделе прихватил ещё и пару коробок с бисквитными пирожными. Нужно побыстрее бежать домой и далее, если хочу донести продукт нерастаявшим в Древний Рим.

Средиземноморское начало осени — это на самом деле просто продолжение лета. Воздух жарок и свеж одновременно. Свеж я имею ввиду, что не прохладен, а приятен для дыхания. Птицы многочисленны и голосисты, как и летом. Листва шумлива под лёгким ветерком и опадать с ветвей не собирается. Выскакиваю из леса прямо чуть ли не в объятия амазонок, уже подкарауливающих меня в дверях виллы.

— Сергей, кто это за тобой гонится? — удивилась Охота. — Кроме твоего топота ничего на слух не различить.

— Никто не гонится. Очень вашей утренней кашки хочу. Боялся опоздать.

— Успокойся. Ещё не опоздал, — обнадёжила Антогора, в свою очередь, подставляя щёку.

— А в коробках что? Подарки? — деловито осведомилась Ферида.

— То, что в коробках будет после каши.

Мар невозмутим, как всегда. Оделил всех порциями и сам уселся за стол. Девочки как заведённые быстро работают ложками, не спуская глаз с коробок, сулящих какие-то сюрпризы. Они уже покончили с кашей, а я специально не спешу, чтобы потомить их. Взоры троицы сползли с коробок и с укоризной скрестились на мне.

— Ладно, ладно, уговорили, — сдаюсь я и развязываю верёвочку на коробке из-под торта.

— Что это такое? — спрашивает Ферида, опасливо прикасаясь пальчиком к блестящей обёртке эскимо. — Ой, какая холодная штука, но не железо. Там внутри что-то не очень твёрдое.

— Это очень вкусная вещь под названием эскимо. Берёшь её вот так вот за палочку, разворачиваешь блестящую шкурку и откусываешь кончик. Ам!

Пока Охота и Ферида следили за моей процедурой, Антогора повторяла её следом за мной и "ам" сделала, лишь чуть отстав от меня.

— Девочки, мороженое! — раздался восторженный вопль.

За десять минут красавицы освоили по четыре эскимо. Мар успел только два. Я ограничился одним. Все взгляды сошлись на последнем оставшемся экземпляре.

— Отдадим его Мару, чтобы никому обидно не было, — явно преодолевая тяжёлые душевные муки неизбежной утраты, по праву старшинства отважно решила Антогора. — Так справедливо будет. А в тех коробках что?

— То, что в тех коробках будет после обеда.

— Понятно, — догадалась она, — пирожные! Девочки, сегодня у нас праздник! Мар, а нельзя обед как-нибудь пораньше сделать?

Охота с Феридой вроде бы примостились в библиотеке, как обычно сыграть в шахматы. Антогора, с блаженством поглаживая животик, возлежит на своей кушетке. А меня никак не оставляет ощущение, что что-то тут сегодня не так, как должно бы быть.

— Антогора, а как же ваши ежедневные упражнения? Я донесу Антиопе, что вы тут совсем обленились, и к службе совершенно не пригодны.

— О, Боги, что это мы сегодня! Память что ли потеряли из-за мороженого? — воскликнула амазонка, вскакивая с любимой кушетки, как подброшенная пружиной. — Охота, Ферида, мигом во двор!

Выхожу на террасу и сверху любуюсь их гимнастикой. Замечаю в саду какое-то шевеление. Наверное, Габор со своей компанией там, как обычно расположился. В поле сельский народ копошится. Далеко. Около виллы уже всё скошено. Кричу вниз:

— Девочки, не уходите оттуда. Я сейчас спущусь. Купаться пойдём.

Внизу прекратилась гимнастика. Заканчивается и стрельба из лука. Скорость отправки стрел в полёт и меткость поразительные. В Париже Охота и Ферида положили в мишень пуля в пулю. Если бы то же самое они делали здесь, то быстро бы без стрел остались. Последующая стрела расщепляла бы предыдущую. Сейчас амазонки выстраивают стрелы в идеально прямые линии. Вертикальные и горизонтальные. Ни малейшего нарушения геометрии. Я когда-то наблюдал, как Антогора за минуту выстроила на мишени свою подпись с росчерком. Поразительно!

Ферида опять забежала куда-то в глубину леса за нимфами и на бережке озерца сегодня очень оживлённо. Скидываю тунику и с блаженством растягиваюсь на траве.

— Вчера уехал вестник из Рима, — сообщает Антогора, снова избрав своим изголовьем мой живот. — Продолжай, продолжай. Очень приятно, когда ты вот так ворошишь мне волосы.

Грива у девушки изумительная! Пальцы тонут в её густоте и, вместе с тем, почти не встречают сопротивления. Охота и Ферида пристраиваются рядом.

— Марк и Ливий сообщают, что в Риме затишье. Октавиан и Антоний ведут себя как лучшие друзья. В Галлию отправлено жалование для стоящих там легионов. Только говорят, что из казны на это взято на восемьдесят тысяч денариев больше, чем обычно. Деньги повёз сенатор Флар. Сначала собирались послать вроде бы известного нам Домиция Ульпиана, но он сказался больным.

— Даже слухов тревожных и тех нет, — добавляет Охота. — Антогора, слезай с чужого живота! Теперь моя очередь.

— Почему это твоя? — возмутилась Ферида. — Живот у Сергея общий.