– Я и мои друзья.
– А-а, понимаю. Компания графини де Жуаньи. Письма о дружбе Гастона Орлеанского не стоят и гроша. Он никогда своих обязательств не выполняет.
– Нет, Ваше Преосвященство, вы, похоже, ещё не всё поняли. Вы не сопоставили события, расстояния и время. Письмо от Гастона вы получили через день после убийства отца Жозефа. Это как раз то время, которое требуется всаднику, чтобы только-только добраться с вестью до Орлеана и сразу же вернуться с письмом обратно. Письмо такого содержания и с такой быстротой может написать только человек, охваченный паническим страхом, а вовсе не намерением ввести в заблуждение. Понимаете?
– Понимаю. Он испугался моей мести за убийство дю Трамбле. Правильно. Всё указывает на него, но он свою причастность отрицает. Однако тут вы проговорились. Сказали, что вынудили Гастона, а вынудить вы могли только сами, убив дю Трамбле.
– Опять неверно. Мы вынудили, использовав в своих целях факт смерти отца Жозефа от чьей-то руки. Сразу же через приспешников Гастона донесли до него возникшую ситуацию, чем она ему грозит и как из неё выбраться. Вот вы и получили от него письмо, а Франция получила возможность отдохнуть от интриг и заговоров Гастона. Думаю, вы никогда не найдёте тех, кто убил дю Трамбле.
– Почему?
– Потому что их нельзя искать. Да и подозреваемых слишком много. Чуть ли не половина королевства. Вряд ли вы станете ставить под удар свою репутацию государственного человека и мудрого политика.
– Не понимаю о чём это вы.
– Если вы начнёте искать настоящих убийц дю Трамбле, то Гастон сразу поймёт, что вы его не подозреваете в убийстве своего друга. Угрозы вашей мести нет, и Гастон опять примется за свои козни. Перед вами выбор: спокойствие королевства или жажда мести.
– Странно. Со мной так бесцеремонно ещё никто не пытался разговаривать. Я просто обескуражен и вместе с тем как-то необычно заинтригован. В сообразительности, логике вам не откажешь.
– Спасибо. Но мне всё же хотелось бы прояснить дальнейшую судьбу сына графини де Жуаньи. Так есть или нет сейчас внутренняя угроза спокойствию государства?
– Похоже, что на сдерживающий Гастона Орлеанского страх можно какое-то время рассчитывать.
– Когда будет отпущен на свободу сын графини Жуаньи?
Кардинал встал, подошёл к глобусу и в раздумье стал бесцельно вертеть его. Наконец он на что-то решился.
– Скажите, Серж, или как вас там, а почему вы думаете, что арест сына графини связан с заговорами Гастона Орлеанского?
– Это очень просто. Надвигающаяся война, Гастон в тылу, беспочвенность арестов, беззащитность Парижа с уходом армии. Я думаю, вы хотели организовать защиту Парижа и короля от происков Гастона, создав вокруг Гастона пустоту, в которой не составить заговора. Нужны помощники в этом деле. Помощников можно уговорить, но это долго и трудно. А можно и заставить. Вы решили запугиванием вынудить вам помогать. Начались аресты.
– Сына графини отпустят завтра.
– А остальных?
– Тоже завтра, – и немного подумав, кардинал добавил: – Какой-то необычный разговор. Вы совсем не боитесь, что вас арестуют за всё, что вы мне тут наговорили.
– Эх, Ваше Преосвященство, я очень рад, что вы опрометчиво не попытались этого сделать. Неужели вы полагаете, что я случайно, лишь по вашему желанию оказался в этом кабинете. И совершенно случайно там, на улице Капуцинок, вы смогли увидеть только моё лицо. Прочтите письмо королевы, – и я пододвинул ему бумагу, лежащую на столе. – Увидите, что сейчас вы просто чудом избежали мгновенной отставки и лишения сана. С вашего позволения я вас покину. Хочу побывать на праздничном обеде.
Обернувшись у порога, я увидел лицо Ришелье, которое, кроме как изумлённым, назвать бы и нельзя. Луиза подстерегала меня за дверью.
– Как?
– Вроде всё в порядке.
– Идём, королева ждёт.
Королева приняла нас в своём будуаре.
– Луиза расписала мне ваш подвиг у монастыря капуцинок, – улыбаясь, произнесла Анна Австрийская. – Приврала, наверное, немного. Мы с ней долго смеялись. Помогло вам моё письмо в разговоре с кардиналом?
– Очень помогло – придало смелости, но осталось невскрытым. Удалось заболтать вашего министра так, что угрозы не потребовались. Сейчас он, наверное, письмо и читает. Оно сделает Ришелье более предупредительным и сговорчивым по отношению к вам, Ваше Величество.
– И чем ваша беседа закончилась?
– Завтра выпустят всех.
– Я рада за всех и за вашу тётушку особенно, – и в знак окончания аудиенции протянула руку для поцелуя, которую я покорно, но без всякого удовольствия и внутреннего почтения облобызал.
– Теперь не грех и выпить за здоровье королевы и нашу с вами победу, – поднимая бокал, провозгласил Арман. – Серж, и как вам показался кардинал?
– Не очень. Туговато соображает. Видно, слухи о его политическом гении и остроте ума несколько преувеличены. Пришлось многое растолковывать. Скучно как-то внушать то, что мы с вами здесь уже обсуждали. Да и во враньё он верит так же, как любой другой человек. А, может быть, только делает вид, что верит?