Сказки старого трубочиста

– Несомненно, человеку для жизни необходим некий достаток, будь то деньги или натуральные продукты и вещи, – продолжил Философ, – но существует определённая грань, за которой излишнее обогащение становится пороком, а то и смертным грехом. Впрочем, всё в мире относительно. Грешник относительно праведника – плохой человек, а относительно злодея – хороший.

– Это понятно, – сказал Трубочист, – все мы перед Богом грешники, даже праведники. А кто нам судья, – хорошие мы или плохие? Делаешь что-нибудь и думаешь – что люди скажут? А люди и так могут, и эдак, в зависимости от настроения.

– Да, мой друг, общественное мнение подвержено внешнему воздействию, и легко превращает грешника в праведника и наоборот. – Философ встал, подбросил в камин пару поленьев, затем налил себе и Трубочисту ещё вина и продолжил: – Я считаю, что всем нам главным судьёй является собственная совесть. Ты скажешь – а как же Бог? Отвечу, Бог и есть совесть.

– Так что такое совесть, она вообще существует? – спросил Трубочист.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Философ, не в бровь, а в глаз! Хороший, я бы сказал ключевой вопрос ты задал. Попробую объяснить. Наверное, ты не раз слышал, когда люди говорят друг другу – побойся Бога.

– Это когда что-то не так делается, – сказал Трубочист. – Я и сам так часто говорю.

– Вот видишь, ты считаешь, что человек, которому ты это говоришь в принципе боится Бога, потому что так его воспитали. Хорошо. А что ты скажешь про тех, кто творят зло, они бога боятся?

– Выходит, что нет.

– Вот именно! Они вообще, скорее всего, не верят в его существование, потому что их так воспитали. Внешне, они такие как все, посещают церковь, крестятся, а в душе безбожники. Для них Законы Божьи не важны. Для них кто сильнее тот и прав.

– Но ведь есть ещё справедливость.

– Справедливость, мой друг, это такое же понятие, как и совесть. Человечество веками вырабатывало критерии с помощью которых можно было жить сообща – то есть, как-то сосуществовать вместе, не истребляя друг друга. Справедливо то, что соответствует этим критериям. У разных народов они, эти критерии, разные. У кого-то всё ещё справедливо «око за око» и они истребляют друг друга. А кто-то полагается на Божий суд.

– Ты хочешь сказать, что это люди придумали Бога?

– Я так не говорю. Как бы то ни было, люди, с Божьей помощью или сами, стали жить по определённым правилам, называемыми моралью. Эти правила они с детских лет прививают своим детям. Не все одинаково.

– Это заметно, – улыбнулся Трубочист.

– Так вот, стремление соблюдать то, что человек усвоил из этого воспитания, да ещё всё то, что он впитал, идя по жизни потом, я и называю совестью.

– По-твоему совесть, это набор правил?

– Нет, мой друг, совесть – это стремление соблюдать правила, это чувство, а не вещь. Она, совесть, в твоей душе. Собственная совесть и есть наш судья, она определяет грань между хорошим и плохим. А поскольку совесть у всех разная, и зависит от среды, в которой воспитан человек, то и грань между хорошим и плохим у всех разная. Ты со мной согласен? – спросил Философ.

– Это понятно, с этим трудно не согласиться, – вздохнул Трубочист.

– Вот так и со счастьем, – продолжил Философ, – у всех оно разное. Но если отбросить всё материальное, ну, скажем, для бедняка это может быть новая рубаха, для героя победа в схватке с врагом, для богача найденный клад, то счастье – это такое состояние души, когда человеку особенно хорошо.

– Я, когда досыта поем сразу чувствую, что мне хорошо, – сказал Трубочист.

– Значит ты просто обжора, – рассмеялся Философ, – давай я тебе ещё вина налью.

– Налей, – Трубочист протянул свой бокал, – а разве ты не любишь вкусно поесть?

– Люблю, но я пытаюсь тебе объяснить, что счастье – это особенно сильное ощущение. Вот ты покопайся в себе, припомни, когда тебе было особенно хорошо, и что при этом происходило?

Они замолчали, с наслаждением попивая вино. «Девочка, да, та самая девочка, похожая на тростинку, которая грустно пела простую песенку в нише под аркой, – вдруг вспомнил Трубочист, – похоже ей тогда было намного хуже, чем мне. У меня в кулаке был медный грош, на который можно было поесть в трактире. А у девочки только безысходная печаль в глазах. Наверное, из жалости и сочувствия отдал я девочке свою монетку. Но как приятно кольнуло сердце, когда искорки неподдельной, искренней радости сверкнули в её глазах, а тихое – «спасибо» прозвучало громче колокола башенных часов». А ещё он припомнил, что с этого момента жизнь его круто поменялась в лучшую сторону. И вот он уже сидит в гостях у Философа, пьёт с ним горячее красное вино, а в кармане у него золотая монета – настоящее богатство.

– Вижу по твоему лицу, что ты уже припомнил что-то хорошее, – вывел его из задумчивости Философ, – вот и действуй в этом направлении, только не забывай – для разных людей счастье тоже разное.

Долго ещё беседовали Трубочист и Философ у жаркого камина, не спеша попивая красное вино. В конце концов Философ предложил Трубочисту переночевать у него и вообще, приходить к нему, когда тому захочется.

…