– Просто дочь своего отца. Папа собирал модели самолетов времен Первой Мировой. Собственно, до сих пор собирает. Сейчас у него под это дело отдельный кабинет, витрины и стеллажи до потолка, а тогда мы жили в однокомнатной квартире, и папины самолетики были везде. То есть вообще везде, включая холодильник. Честно, ставил туда свежепокрашенные, чтобы не пылились. Мама вечно дразнила его, грозилась, что однажды спросонок сварит парочку на завтрак, а я маленькая была, шуток не понимала, очень боялась – вдруг правда сварит? Жалко же! Поэтому старалась проснуться раньше всех, проследить. Благо меня тогда укладывали на кухне, на топчане. Отличный сторожевой пост. Так любила эти ранние утра, особенно зимой: лежу в темноте с открытыми глазами, и папины самолетики летают под потолком – бджжжж! бджжжжжжж! Ну, то есть я себе представляла, как будто они летают. Но могла поклясться, что видела собственными глазами. До сих пор иногда кажется, так и было… И вот появляется мама. Она у нас раньше всех вставала, ей на работу к половине восьмого – шлеп-шлеп-шлеп босиком в ванную. Потом вода шумит долго-долго. Наконец тишина и снова – шлеп-шлеп-шлеп, мама уже на кухне. Плита – пффффффф! – и все вокруг озаряется голубым газовым сиянием. Снова вода, на этот раз коротко – бдззззынь! Турка – звяк! И наконец мой звездный час: лязгает дверца холодильника, и я говорю басом из-под одеяла: «Мама, не ешь самолетик!» А она: «Ой! Не буду, не буду!» – как будто страшно испугалась. И, значит, можно выскочить и обнять ее покрепче, чтобы не боялась… Причем, знаешь, в те дни, когда самолетиков в холодильнике не было, я спала как убитая, ничего не слышала, даже как мама меня целовала перед уходом. И папа потом добудиться не мог, кричал в самое ухо: «Фааааиииинааааа!» – соседи, которые за стенкой, говорили, что вскакивают под эту «Фаину» как миленькие, лучше всякого будильника, а я только одеяло на голову натягивала. И вечно мы с папой опаздывали, я – в садик, он – на работу. Но по дороге все равно были сказки. Про летчиков, конечно. То есть исключительно про асов Первой мировой.
– Сказки? Типа – «Жил-был летчик, звали его фон Рихтхофен»?
– Именно так. Слово в слово. И не только фон Рихтхофен. Куча народу. Я их до сих пор помню, как родных. Макс Иммельман, самый первый немецкий ас, на «Фоккере», американец Эдди Рикенбакер и итальянец Франческо Баракка, оба на «Ньюпортах», француз Ролан Гарро на самолете с удивительным именем «Моран Парасоль»… Да о ком только папа не рассказывал! Но фон Рихтхофен был моим любимчиком. У него же, понимаешь, красный самолет! И «воздушный цирк». И вообще. – Погоди. Что за «воздушный цирк»?
– А ты не знаешь? Так стали называть его эскадрилью после того, как все вслед за командиром раскрасили свои самолеты в красный. Но в папиных сказках это, понятно, был самый настоящий цирк. Фон Рихтхофен кувыркался, показывал фокусы, глотал огонь, ну и еще, между делом, побеждал разных врагов. Но это как раз было не очень важно. А вот что он возил с собой тигра…
– Тигра? В триплане?!
– А почему нет? На то и сказка.
– Ты меня совсем запутала.
– Тем лучше. Теперь ты хоть немного понимаешь, что творилось в моей бедной голове, когда я решила, что мне позарез нужен старший брат. И Манфред фон Рихтхофен – идеальный кандидат на эту роль. Лучше быть не может… Ух ты, уже мороженое на улице продают! Вот это, с ромашками на обертке, я вчера в супермаркете покупала. Пломбир в стаканчике, отличный, почти такой, как в детстве.
На какое-то время Фань умолкает, умиротворенно вгрызаясь в вафельный стаканчик.
– Штука в том, что вдруг наступило долгое-долгое лето, – наконец говорит она.
– Строго говоря, еще не наступило. Май только начался.
– Да не сейчас. Тогда. Давно. Папа рассказывал мне сказки про летчиков-асов, а потом наступило лето. И меня отправили к бабушке в Ильичевск. Ты, наверное, и не знаешь, где это. Почти никто не знает. Маленький городок под Одессой, «город-спутник», так это называется. Ух, как мне там не понравилось!
– Почему? Там же, наверное, море?