Сказки старого Вильнюса III

Вот уж не думал, что просто не сумею выговорить волшебное слово. Теперь, когда я перестал бояться, это было бы очень обидно.

— Трульн-гу-гун-гун-гук, — повторила Наташка. — Пожалуйста, не перепутай и не запнись. Глупо получится, если только я одна превращусь. Не хочу быть звездой без тебя. Ты же мой лучший друг.

Я долго молчал, потрясенный ее признанием. А потом твердо сказал:

— Я не перепутаю. Трульнгугунгунгук.

Само выговорилось, как по маслу, многочисленные «н» и «г» выкатились из горла мелкими камешками. Прежде я и не подозревал, что звук может быть твердым, тяжелым, скользким и прохладным, как будто всю жизнь пролежал под землей, а теперь его выкопали и положили в меня.

— Ты молодец, — обрадовалась Наташка. — Из тебя получится очень хорошая звезда, вот увидишь.

Я теперь тоже так думал.

Мы уселись на самом краю крыши, и Наташка как-то очень долго возилась с коробкой, которую заклеила липкой лентой, чтобы ничего не просыпалось, а теперь никак не могла отодрать. Звезды смотрели на нас сверху с любопытством и нетерпением — дескать, что же вы тянете, давайте!

— Приготовься, — наконец сказала Наташка. — Когда я тебя стукну, надо сразу говорить заклинание.

И перевернула коробку. Я, помню, ждал хоть какого-то шума, по крайней мере пуговица и монетки должны были звякнуть, упав на тротуар. Но вокруг стояла тишина, такая полная, словно звуки отменили вообще, ну или просто я оглох, сам того не заметив. Теперь я думаю, это просто остановилось время, и мы сидели на крыше то ли вечно, то ли вовсе никогда.

Строго говоря, я до сих пор там сижу — в каком-то смысле. Который и есть единственный.

А потом время снова пошло, Наташка чувствительно стукнула меня кулаком по плечу, и я громко, совершенно не думая, что могу перебудить весь двор, начиная с собственных родителей, заорал: «Трульнгугунгунгук!» Но Наташкин голос все равно звучал громче, так что себя я почти не услышал. Однако не сомневался, что произнес заклинание правильно. Волшебное слово вылетело из меня само, я только рот открыл.

И тогда в животе стало горячо, а в голове светло, как будто там зажегся яркий белый бенгальский огонь, и я подумал — все, превратился. И несколько секунд, часов или лет прислушивался к новым ощущениям — каково оно, быть звездой?

Но все это, конечно, просто от волнения. В какой-то момент я обнаружил, что по-прежнему сижу рядом с Наташкой на крыше и вокруг темная-темная ночь, только горит, мигая, бледный лиловый фонарь у калитки да звезды на небе. Так много звезд! Но мы — все еще не они.

— Я поняла, в чем дело. Просто это срабатывает не сразу, — сказала Наташка. — А как бомба замедленного действия. Знаешь, как в кино? Все про нее уже забыли, и вдруг — ба-бах! Интересно, сколько надо ждать?

А я молчал. Слишком велико было потрясение. И разочарование. И радость, что можно еще побыть нормальным человеческим человеком. И еще много разных чувств, описать которые я и сейчас-то вряд ли сумею.

— Плохо, что меня теперь запрут дома, — сказала Наташка. — И будет страшный скандал. Терпеть не могу, когда орут. Но зато мы с тобой уже все сделали. И это нельзя отменить. А значит, мы обязательно превратимся в звезды. Это может случиться в любой момент. Когда угодно, без предупреждения. Хоть в школе, хоть в бассейне, хоть в новогоднюю ночь. У всех на глазах! Представляешь, как они удивятся? И как удивимся мы. Так интересно будет теперь жить!

Я кивнул. Еще как интересно. Жить вообще невероятно интересно, потому что вообще все что угодно можно случиться в любой момент. Причем даже с тем, кто никогда не выкрикивал волшебные заклинания на крыше. С каким угодно человеком, если ему повезет. А уж с нами-то теперь — и подавно.

Вот о чем я тогда думал, но ничего не говорил, потому что не знал нужных слов. Собственно, до сих пор не знаю.

— Раз еще не превратились, надо мне идти домой, — сказала Наташка.

— Ты что?! Темно же. И далеко. И трамваи не ездят.

Это было первое, что я сказал. Потому что очень за нее испугался. Это, конечно, Наташка, она храбрая и все может, я знаю. Но идти одной, ночью, пешком через весь город — даже для нее как-то слишком.

— Ай, — отмахнулась она, — подумаешь! Ночь — ну и что? Я же знаю, в какую сторону идти. И фонари везде горят. А если привидение встречу, только обрадуюсь. И попробую с ним познакомиться.

— А если бандита?

— Да они уже, наверное, давно спят, — сладко зевнула Наташка. — Или банк грабят. Ну, так я мимо банка и не пойду.

Все равно мне не хотелось ее отпускать.

— Давай я пойду с тобой.

— Тогда и тебя заругают. И запрут дома до осени.

— Ну и пусть, — упрямо сказал я. — Если ты не будешь приезжать, можно и дома сидеть. Зато сейчас вместе погуляем. К тебе, наверное, долго надо идти?

— Наверное, — согласилась Наташка. — Может быть, аж до утра. Я еще никогда не ходила. Но даже ехать почти целый час.