Ночью мы сидим, обнявшись, на краю Аравийской пустыни, и ты азартно шепчешь: «Меняю три пыльные бури на дюжину твоих дурацких шквалов», а я притворно возмущаюсь: «Ишь какой хитрый, всего три несчастные бури за целую дюжину, ищи дурака», — и изворачиваюсь, чтобы щелкнуть тебя по конопатому носу, получить в ответ подзатыльник и в отместку до полусмерти тебя защекотать. Мне для тебя ничего не жалко, тебе для меня — тем более, просто спорить и драться мы любим почти так же сильно, как молча сидеть в пустыне на самом краю всего, дышать, замедляя время, ждать, когда молния расколет тонкую черную чашу небес и сверху раздастся сладчайший из голосов: «Хава Шимали, Хава Джануби, ужин готов, дети, ступайте домой — до утра».
Ратушная площадь
Rotusės а.
Город в половине третьего ночи
— Новолуние, — говорит Тони. — Вот именно сегодня — оно. Точнее, завтра. Ну, то есть ночью, в два с копейками… нет, даже не с копейками, а ровно в половине третьего. Прикинь!
— И что из этого следует?
— Из этого следует вообще все.
Обожаю внятные объяснения.
— …самым дурацким рейсом, в два часа ночи, — скороговоркой докладывает Саша. — На все остальные билеты стоят столько, что проще еще немного подкопить и купить личный самолет. Причем с золотыми пропеллерами. Короче, я прилетаю ровно без двух минут два. Но тебе все равно придется меня встречать. Таковы гримасы твоей злой судьбы.
— Два часа ночи — прекрасное время, — твердо говорит Аль. — Лучше захочешь — не придумаешь.
«Это нелепо, — думает Анна. — Нелепо, что взрослая, разумная, прекрасная я, вместо того чтобы спать, по полночи просиживаю у окна и хочу гулять по ночному городу. Вдвойне нелепо, что гулять я при этом все-таки не иду. Уже которое лето подряд. Хочу, но не иду! А ведь мне даже разрешения спрашивать не нужно.
Вот предположим, — думает Анна, — мне пришлось бы срочно идти в ночную аптеку. Например, кто-нибудь заболел, и кроме меня за лекарством послать некого. И что тогда? Да пошла бы как миленькая. И совсем не было бы страшно. Я же не боюсь темноты. Даже в детстве ее не боялась. Впрочем, в городе фонари везде горят. Или почти везде.
Ну и чего тогда тянуть? — думает Анна. — Тем более что в аптеку меня все равно не пошлют, некому меня туда посылать. Зато я могу взять и выйти вот прямо сейчас. По собственной воле. А зачем она еще нужна?
Это нелепо, — думает Анна, шнуруя кеды. — Это нелепо, — повторяет она, застегивая кофту. — Нелепо, что я куда-то прусь среди ночи. Нелепо, что я так долго откладывала».
— Популярные среди эзотерически грамотных домохозяек лунные календари вполне единодушно гласят, что в двадцать девятый день каждого лунного месяца следует избавляться от мрачных мыслей и беспросветной тоски, а также печь лепешки, — говорит Тони. — Кроме того, не следует строить долгосрочные планы и необходимо принимать душ, но эти рекомендации, на мой взгляд, и в другие дни вполне актуальны. Однако для нас с тобой важно не это.
И умолкает с загадочным видом. Он это умеет. Но я не отстану.
— А что важно?
— Как — что? Полное отсутствие луны на небе. Сегодня никто за нами не подглядывает. Следовательно, можно творить все, что в голову взбредет.
— Как будто в другие дни нельзя.
— Да можно, конечно. Просто не так интересно.
Аргумент.
— Устала? — спрашивает Аль.
— Вроде нет. А надо было?
— Ни в коем случае. Усталых гостей отвозят домой, укладывают в постель, и они спят до утра, как глупые дураки. Тогда как половина третьего ночи — лучшее время для первой прогулки по городу. Просто идеальное.
— А почему именно половина третьего?
Честный ответ звучит так: «Потому что сейчас уже почти четверть этого самого третьего, а ехать до центра как раз десять-пятнадцать минут, вот и считай». Но это очень скучное объяснение. Придется положиться на импровизацию.
— Сама увидишь. — Аль переходит на таинственный шепот, который отлично компенсирует полное отсутствие мало-мальски оригинальных идей.
— Ладно, — кивает Саша. — Значит, буду смотреть очень внимательно.
— Ну уж нет, — бормочет Анна.
Она буквально ловит себя за шиворот при попытке повернуть в сторону дома.
Четыре квартала — это не прогулка. Ради четырех кварталов и кеды шнуровать не стоило. А что на часах уже начало третьего, так это не новость. Если выходишь из дома в два пополуночи, не следует рассчитывать, что вдруг снова сделается всего девять вечера. Например.
«Ты этого несколько лет хотела, — ехидно напоминает себе Анна. — Вот и наслаждайся теперь на всю катушку. Пошла гулять, значит, гуляй».
И, потрясенная собственной неумолимостью, прибавляет шагу, сворачивает на Тоторю, идет, удаляясь от своего дома, как пешеход из школьной задачки, со скоростью пять километров в час.
Или даже шесть.
— Отличный балкон, — говорит Тони.
— Да, ничего себе, — вежливо соглашаюсь я.