— Покажешь мне свои записи? — нетерпеливо спросил Файх. — Пока я не умер от любопытства прямо в этой лавке, которая, будем называть вещи своими именами, не предназначена для христианского погребения.
На этом месте синевласая Габия расхохоталась, толстая Марина тоже хихикнула, прикрыв рот рукой, Даниэль и Эрик растерянно моргали, явно пытаясь понять, в чем соль шутки, а старушка в пальто вдруг перекрестилась, и это почему-то выглядело не смешно, а почти пугающе, хотя, казалось бы, такой безобидный ритуальный жест.
Сказал:
— Могу показать, мне не жалко. Только сначала их придется перевести.
— Ну так переводи! — нетерпеливо воскликнул Файх. — А мы, если что, тебе поможем.
Проворчал про себя: «Чтобы помочь, нужно знать не только немецкий, а еще и польский. А моих земляков тут нет, так что сам, все сам». Вздохнул, предвкушая провал, достал телефон и принялся читать, кое-как переводя на ходу:
— «Утонувшие в реке времени опускаются на ее дно и лежат там, запутавшись судьбой за…» — что обычно бывает на речном дне? — да, спасибо, «коряги. А тех, чья судьба коротка и жестка, как волосы молодого солдата, унесет течением и выбросит на берег в любом месте, как повезет. Рисуя карту местности, которой не существует, человек не знает, что чертит новую карту своего внутреннего пространства, ключ от которого однажды получит. Но кто его получит — это вопрос. Когда знакомое болото, заросшее…» Простите, я не знаю названия растения и не понимаю, как объяснить, могу потом посмотреть в словаре, если не забуду. А пока читаю дальше: «когда болото превращается в ореховую рощу, постарайся проснуться одновременно в обоих местах, не пожалеешь. Люди думают, будто изобрели зеркала, а на самом деле зеркала изобрели людей, когда им стало скучно отображать одно только небо… Небо, которое слишком совершенно, чтобы казаться забавным. Всему живому необходимо утешение, а дать его можно только стоя на пороге между движением и тьмой, где невозможно говорить; с другой стороны, кто сказал, будто утешение должно быть именно словом». И… и это все.
Не захотел переводить «Я тебя убью». Хотя технически это было гораздо проще, чем все остальное.
Пока удивлялся, что справился, Файх молчал и смотрел в окно. Наконец сказал:
— Удивительно, как много тебе удалось запомнить. Большое спасибо. На этом, я думаю, мы можем закончить первую встречу. Предлагаю собраться в пятницу в семь вечера — всем удобно? никто не уедет за город? — у меня дома. В моей квартире прекрасный большой балкон, там гораздо приятней, чем…
— Погодите, еще не все представились, — укоризненно напомнила Марина.
Собравшиеся дружно обернулись к старухе в пальто, которой забыли дать слово.
— Не нужно ее беспокоить, — покачал головой Файх. — Эту женщину зовут Грета Францевна, и она пришла к нам из позапрошлого ноября. Ей сейчас очень трудно, и все, чем тут можно помочь, — не дергать ее понапрасну. Расскажет о себе, когда захочет и если сможет. А пока я о ней позабочусь. До встречи, друзья. До пятни… Нет, стоп, сперва я запишу для вас номер квартиры и код. Подождите буквально минуту! А подъезд покажу, когда выйдем. Согласны?
Возражений не последовало. Вероятно, потому, что сейчас все собравшиеся судорожно повторяли про себя: «Таааак, пришла к нам из позапрошлого ноября. Из позапрошлого ноября, значит», — и прикидывали, в каком месте допустили ошибку или просто не расслышали, что вышла такая чушь. Анджей и сам сперва задумался, а потом махнул рукой. Решил: хватит с меня. Наговорился уже по-немецки по самое не могу. Теперь с чистой совестью можно сделать перерыв еще лет на пятнадцать. Как минимум.
Принимать участие в дурацкой игре, затеянной немцем, он в любом случае не собирался. Слушать, как все эти милые люди будут пересказывать свои специально для книжки прожитые и от этого еще более дурацкие дни, — увольте. Как мог, развлек, а дальше без меня, пожалуйста, вам же лучше, по крайней мере никто не повесится в коридоре от лютой тоски после первой же полудюжины головокружительных, захватывающих эпизодов на кухне.
Файх тем временем принялся раздавать бумажки, на которых было написано: «Квартира 17, второй этаж, код 38, нажать одновременно». Демонстративно отказываться было бы глупо, поэтому взял, машинально скомкал, сунул в карман, и тогда Фабиан Файх, неизвестный немецкий писатель в нелепых розовых шортах, сказал негромко, но внятно: «Если не придешь, я тебя убью».
В подобных случаях говорят: «так и сел». Но нет, не сел, устоял на ногах, только адресовал немцу недоуменный взгляд: «Что это было? Я, конечно же, ослышался?» И тот повторил, прошептал в самое ухо, щекоча горячим дыханием, ласково, как вернувшийся под Рождество из долгой командировки, соскучившийся, нагруженный подарками отец: «Я тебя убью».
Почти как во сне.