Сказки старого Вильнюса III

Но Анджей пока не был готов его расспрашивать. Хватит разговоров. И так весь день провел как во сне, с трудом понимая, где находится и что, черт побери, происходит. Работать не мог, одна надежда теперь, что ночь окажется достаточно долгой и все можно будет наверстать.

— Зато, спорим на что угодно, сегодня тебе не очень скучно, — подмигнул ему немец.

Спорить не имело смысла. Что-что, а скучно не было. Факт.

Сказал:

— Но учти, я не сделал домашнее задание.

— Ты выполнил его еще в прошлый раз, можно сказать авансом. И теперь я твой вечный должник. Черт знает что такое эти твои записки, контрабандой притащенные из сновидения; обычно люди не запоминают приснившийся текст, а у тебя получилось. Считай, полдела за меня сделал, поставил мне голову на место, обозначил структуру, наметил смысловые узлы, задал интонацию и даже отчасти прояснил контекст. Что же касается предстоящего урока, сегодня к нему готовилась только Марина. Одно занятие, один человек, мы так договорились, не помнишь?

— Не помню. Выходит, не так уж хорошо я понимаю по-немецки.

— Гораздо лучше, чем тебе хотелось бы, — усмехнулся Фабиан Файх. — Просто отвлекся, бывает. А теперь пошли на балкон, пока мой коридор не успел тебе надоесть. А то, чего доброго, не придешь больше. И разобьешь мне сердце.

— Очень рад видеть вас у себя в гостях, — немного чересчур громко, видимо, чтобы его слышала оставшаяся в комнате старуха, сказал Файх, воцарившись в центре балкона. — Отдельно приятно, что все пришли чуть раньше назначенного времени, — обычно это показатель высокой заинтересованности в занятиях. Я прошу прощения, что не приготовил для вас ни закусок, ни напитков. На самом деле я не настолько жадный. Просто не хотел, чтобы возня с посудой отвлекала нас от разговора. Все-таки урок есть урок, и, чтобы извлечь из него максимум пользы, следует предельно сосредоточиться. Марина, ты готова рассказывать?

Та вздохнула и покачала кудрявой головой:

— Готова-то я готова. Только боюсь, что мне никто не поверит. Потому что выглядит так, как будто я специально для твоей книжки все выдумала.

— Я поверю, — пообещал Файх. — Хорошо знаю этот эффект. Черт знает что начинает твориться с человеком, как только его жизнь становится частью литературного замысла. Всякая настоящая книга сама себя придумывает, это известный факт.

«Кому, интересно, известный? — проворчал про себя Анджей. — Кто эти знатоки, глаза твои бесстыжие?»

Но вслух ничего не сказал, чтобы не мешать Марине. От смущения и растерянности она сейчас выглядела трогательной, как школьница, даже крупное пышное тело казалось чужим и необязательным, чем-то вроде маминого пальто, надетого из любопытства, чтобы покрутиться перед зеркалом, а потом снять, повесить на место, в шкаф, и забыть.