Сказки старого Вильнюса III

— Тогда хорошо, — кивнула она. — Так вот, в понедельник, когда мы расстались, я решила пойти домой пешком. Живу я сравнительно недалеко, в Жверинасе. С остановкой на кофе как раз около часа идти, так я рассчитала и сразу сказала себе, что проживу этот час для книжки. Мне так хотелось поскорее поиграть! К тому же заранее ясно, что дома ничего интересного не случится. Там только незаконченное шитье, которым я пытаюсь зарабатывать, незаконченные картинки, зарабатывать которыми я уже даже не пытаюсь, письма, на которые я не хочу отвечать, и ни одной живой души, кроме попугая, да и тот не мой, знакомые в отпуск уехали, оставили присмотреть. А на улице никогда заранее не знаешь, что может произойти. И даже если ничего особенного, остается человеческое разнообразие и прочая прекрасная фактура. Девушка в зеленой футболке и стоптанных зимних сапожках на босу ногу, мужчина в полосатом костюме с длинной, аккуратно заплетенной косой, автомобиль с нарисованными на дверцах пингвинами, человек, переодевшийся крокодилом ради раздачи рекламных листовок. Я не просто так перечисляю, не для примера. Все это действительно было, пока я сидела в кафе на улице Вильняус и пила «Беличье латте», есть у них такое в меню, с ореховым сиропом, честно говоря, слишком сладкое для меня, но я просто не могу устоять перед названием. Мама в детстве дразнила меня «белочкой», то ли из-за любимых конфет, то ли конфеты появились уже позже, не помню. Из-за этого я до сих пор люблю все с белками, про белок и для белок, мороженое ем только ореховое, и вот кофе этот дурацкий пью, даже свитер с большой рыжей белкой купила себе у Маркса и Спенсера, хотя на моей фигуре это, конечно, душераздирающее зрелище; ничего, дома буду носить, когда одна… Впрочем, свитер с белкой — это не для книги, свитер был в другой раз, простите. А вечером в понедельник — только «Беличье латте», которое я цедила маленькими глотками, разглядывая людей вокруг и подслушивая разговоры, даже кое-что записывала на память, благо карандаш у меня всегда с собой, а на столе лежала стопка рекламных открыток с чистой оборотной стороной, что, кстати, большая редкость, мне повезло. Мимо как раз прошел мальчик с другом, говорил: «Я — как бог, никто в меня не верит», — и я записала. За соседним столом сидели старушки, и одна рассказывала другой, что ее муж умер от болезни сердца, слишком много пил кофе, несмотря на советы докторов. И она с тех пор тоже пьет много кофе, хотя не очень его любит, просто надеется, что людям, умершим от одной и той же причины, будет легче найти друг друга на небесах… Ох, наверное, нет смысла все сейчас пересказывать, я просто отдам тебе открытки, записывала сразу по-немецки, и почерк у меня разборчивый. И знаешь что? Напитки, может быть, и отвлекают внимание, но стакан воды мне сейчас совершенно необходим. Во рту пересохло. Давно столько не говорила. Я сейчас вообще целыми днями молчу.

— Прости, пожалуйста. Вот об этом я, дурак, не подумал.

Файх вышел и вскоре вернулся с несколькими бутылками минеральной воды — по числу присутствующих.

— Интересно, собственно, вот что, — сказала Марина, выдув добрую половину бутылки. — На одной из открыток, которые лежали на столе, кто-то уже писал до меня. И знаете, что там оказалось? «Маринка, мандаринка, красивая картинка, рыбка сардинка, от трусов резинка, в попе машинка».

Стишок Марина произнесла по-русски, и это было так неожиданно и так глупо, что Анджей, учивший когда-то русский язык за компанию с еще несколькими славянскими, сложился пополам от хохота. Мальчишка Эрик тоже смеялся, Габия тихонько, очень по-девчоночьи хихикнула, прикрыв рот рукой, длинный Даниэль растерянно моргал, явно не веря собственным ушам, — ничего удивительного, добрая половина уроженцев Вильнюса билингвы, а остальные просто более-менее понимают друг друга, даже не задумываясь, как у них это получается. И только немец озадаченно качал головой, глядя на их веселье. Стали ему переводить, недружным хором, вразнобой, и немецкий вариант звучал так нелепо, что развеселился даже сдержанный Даниэль, а Марина вытирала текущие по щекам слезы, повторяя то по-русски, то по-немецки: «От трусов резинка!», «В попе машинка!».

— Так меня дразнил Мишка, — успокоившись, объяснила она. — Вот именно этими словами. А я делала вид, что немножко обижаюсь, так было смешнее.

— Друг детства?