Сказки старого Вильнюса

Кофе выпит, но Натали пока не хочется идти домой. Она заказывает бутылку газированной воды, медленно переливает в стакан звонкую смешливую влагу. Достает сигарету, прикуривает, косится на окно кафе — как там ее отражение? Тоже закурило? Вот и молодец.

Стекло, конечно, давным-давно не то. Новые владельцы помещения первым делом заменили окна и только потом принялись за полы и стены. «Интересно, — думает Натали, — хоть кто-нибудь кроме меня помнит, что на месте этого кафе когда-то была антикварная лавка? Возможно даже, самая первая в городе. Или нет? Ай, неважно. Первая, двадцать пятая. Главное, что она была».

Кафе на месте лавки получилось не слишком удачное. По крайней мере, совершенно не в ее вкусе. «Потому и процветает, что не в моем», — язвительно думает Натали. Но — ладно. Она заходит сюда не слишком часто, но регулярно. Пиво не любит, поэтому безропотно пьет скверный кофе или просто газированную воду, как сейчас. Это называется паломничество. Глупость, конечно, но для Натали — важно. Сегодня — особенно.

«Если бы я знала себя немного хуже, заподозрила бы, что просто боюсь возвращаться домой, — думает Натали. — Где больше нет часов, и никакой разноцветной карусели на ночь, и сны самые обыкновенные, мои дурацкие пустые сны. Но — нет. Не боюсь. Я, похоже, больше вообще ни черта не боюсь».

«Эй, с каких это пор ты у нас такая храбрая? — насмешливо спрашивает она себя. — Впрочем, совершенно не имеет значения, с каких пор. Важно, что это — уже навсегда».

Натали машет рукой официантке, кладет на стол деньги и уходит, победно размахивая сумкой, чтобы доставить удовольствие собственным отражениям, разбежавшимся по всем окнами и витринам бульвара Вокечю. «Я люблю тебя, Тимо, — думает она. — Я люблю тебя до луны и обратно, как написано на чашке с глупыми прекрасными зайцами, которую ты мне подарил. Мы и сами те еще глупые зайцы, Тимо. Я люблю тебя. Все будет хорошо».

Это была любовь с первого взгляда, причем не на самого Тимо, а на его картину. В галерее, где работала Натали, решили устроить ретроспективную выставку «Пограничников», группы художников, известных в шестидесятые — семидесятые годы среди немногочисленных адептов так называемого неофициального искусства, но совершенно забытых сейчас. Затея с выставкой в итоге накрылась медным тазом, но несколько работ успели отыскать, привезти в галерею, и перед одной из них Натали стояла соляным столбом, забыв о времени, текущих делах, ежеминутно трезвонящем телефоне и даже неудобных новых туфлях, необходимость избавиться от которых стала очевидна примерно через полчаса после выхода из дома. Но какие уж тут туфли. Стояла, смотрела на смутный силуэт, текучий и подвижный, как ее отражения в кривых стеклах старых окон, звонкий, как льющаяся в стакан вода, сияющий, как вишневый цвет, озаренный предзакатным солнцем. Наконец спросила коллегу: интересно, художник еще жив? Еще как жив, последовал ответ. Невероятный старик, теперь таких не делают.

«И прежде таких не делали, — думала Натали в тот вечер, когда впервые возвращалась домой от Тимо. — И никогда не будут. Он, похоже, один такой на всем свете. Штучная работа. И глаза у него золотые — ну надо же. В жизни таких не видела».

«Самые обычные карие глаза. Просто очень удачно выцвели, — смеялся Тимо в ответ на ее восторги. — Иногда время делает людям неожиданные подарки. Но забирает, в любом случае, гораздо больше».

Они сразу стали друзьями. Впрочем, Тимо утверждал — не просто сразу, а еще задолго до знакомства. «Мы с тобой даже дышим в одном ритме, — говорил он. — Как одно существо, зачем-то разделенное пополам. Глупые, бестолковые, заплутавшие во времени половинки. Всегда знал, что ты где-нибудь есть. Только не подозревал, что во внучки мне годишься. Как же не повезло».

«На самом деле всего лишь в дочки», — думала Натали. Но язык держала за зубами. Нелепо доказывать, что ты на добрых двадцать лет старше, чем кажешься. Еще более нелепо объяснять, почему так вышло: видишь ли, любовь моя, в один прекрасный день я зашла в волшебную лавку на бульваре Вокечю и сдуру купила там очень недорогие, но чрезвычайно чудесные часы, возвращающие своим владельцам молодость. А теперь, пожалуйста, помоги мне завязать рукава моей новой смирительной рубашки. Большое спасибо, дорогой друг.

Вместо этой правды Натали говорила другую: «Я люблю тебя, Тимо. Я люблю тебя, как дурацкий заяц на твоей чашке, до луны и обратно». Он кивал: «Знаю, потому и жив до сих пор». Насмешничал: «В следующий раз будь любезна родиться вовремя, копуша ты этакая, потому что две жизни без тебя кряду — это уже чересчур. Мне и одной с головой хватило».