— Когда в деревне свирепствует чума, соседи закрывают все ведущие в неё дороги, а её жители выставляют на них или камень с выемкой сверху, или кастрюлю, или сковородку, чтобы люди из поражённой деревни, если хотят купить какие-нибудь продукты, могли бы положить в них деньги, перечень того, что им нужно, и уйти. Потом приходят те, кто готов продукты продать, — чего не сделаешь ради денег! — берут деньги и оставляют столько товару, сколько, по их мнению, на эти деньги полагается. Я увидел четырехпенсовую серебряную монету, валявшуюся в луже, а в руке человека размокший листок с перечнем того, что он хотел бы купить.
«Моя жена! О моя жена и дети!» — вскричал вдруг Джек и бросился вверх по холму. Я за ним.
Из-за сарая выглянула какая-то женщина и прокричала нам, что в деревне чума и что мы, если хотим остаться живыми, должны уйти отсюда.
«Любовь моя! — говорит Джек. — Я ли должен уйти от тебя?»
Тут женщина бросается к нему и говорит, что все дети здоровы. Это была его жена.
Когда мы со слезами на глазах воздали благодарность господу, Джек сказал, что он рассчитывал оказать мне совсем не такой приём, и стал убеждать меня бежать оттуда, пока я не заразился.
«Ну уж нет! Накажи меня господь, если я покину вас в такую годину, — возразил я. — Избавление от болезни не только в руках бога, но частично и в моих».
«О сэр, — говорит женщина, — вы врач? У нас в деревне нет ни одного».
«Тогда, дорогие мои, я обязан остаться у вас и трудом оправдать своё звание».
«По-послушай, Ник, — начал, заикаясь, Джек, — а я ведь все время принимал тебя только за свихнувшегося проповедника круглоголовых[69]
».Он засмеялся, затем засмеялась его жена, за нею я — прямо под дождём нас всех троих охватил беспричинный приступ смеха, который мы в медицине называем припадком истерии. Тем не менее смех ободрил нас. Так я и остался у них.
— Почему ты не отправился дальше, к своему брату в Грейт Уигсел, Ник? — спросил Пак. — Это всего семь миль по дороге.
— Но чума-то свирепствовала в этой деревне, — ответил мистер Калпепер и указал на уходящий вверх холм. — Разве я мог поступить иначе?
— А как звали детей священника? — спросила Юна.
— Элизабет, Элисон, Стивен и младенец Чарльз. Я сначала их почти не видел: мы с их отцом жили отдельно — в сарае для телег. Мать мы с трудом уговорили остаться в доме, с детьми. Она и так намучилась.
А теперь, дорогие мои, я с вашего позволения перейду непосредственно к основной теме рассказа.
Я обратил внимание жителей деревни на то, что чума особенно свирепствовала на северной стороне улиц, ибо там не хватало солнечного света, который, восходя к «primum mobile» — источнику жизни (я выражаюсь астрологически), обладает в высшей степени очистительными и оздоравливающими свойствами. Большой очаг чумы образовался вокруг лавки, где продавали овёс для лошадей, другой, ещё больший, на обеих мельницах у реки. Понемногу чума поразила ещё несколько мест, но в кузнице, заметьте, её не было и следа. Заметьте также, что все кузницы принадлежат Марсу, точно так же, как все лавки, торгующие зерном, мясом или вином, признают своей госпожой Венеру. В кузнице на Мандей-лейн чумы не было.
— Мандей-лейн? Ты говоришь о нашей деревне? Я так и подумал, когда ты упомянул про две мельницы! — воскликнул Дан. — А где тот чумной камень? Я хотел бы на него посмотреть.
— Так смотри, — сказал Пак и указал на куриный камень-поилку, на котором лежали велосипедные фонарики. Это был шершавый, продолговатый камень с выемкой сверху, весьма похожий на небольшое кухонное корытце. Филлипс, у которого ничего не пропадало впустую, нашёл его в канаве и приспособил под поилку для своих драгоценных курочек.
— Этот? — Дан и Юна уставились на камень и смотрели, смотрели, смотрели.
Мистер Калпепер несколько раз нетерпеливо кашлянул, затем продолжал:
— Я стараюсь рассказывать столь подробно, дорогие мои, чтобы дать вам возможность проследить — насколько вы на это способны — ход моих мыслей. Чума, с которой, как я уже говорил, я боролся в Валлингфорде, графство Оксфордшир, была гнилой, то есть сырой по природе, поскольку она возникла в районе, где полно всяких рек, речушек и ручейков, и я, как уже рассказывал, лечил людей, погружая их в воду. Наша же чума, хотя, конечно, у воды и она сильно свирепствовала, а на обеих мельницах убила всех до единого, не могла быть побеждена таким способом. И это поставило меня в тупик. Гм-гм!
— Ну и что же вы делали с больными? — строго спросил Пак.
— Мы убеждали тех, кто жил на северной стороне улицы, полежать немного в открытом поле. Но даже в тех домах, где чума унесла одного, а то и двух человек, оставшиеся просто наотрез отказывались покидать свой дом, боясь, как бы его не обчистили воры. Они предпочитали рисковать жизнью, но не оставлять своего добра без присмотра.
— Такова природа человека, — усмехнулся Пак. — Я наблюдал такое не раз.
— А как почувствовали себя ваши больные в полях?