Сказки темного города. Фатум

– Я не в праве об этом говорить. Спросите у графини сами. Она если посчитает нужным, то все вам расскажет.

– Как надоели здесь уже эти ваши недомолвки, тайны и прочая дрянь, – устало откинувшись на спинку стула сказала я.

– Я вас прекрасно понимаю. Но все есть так, как есть. Это надо принять и все, выбор-то у вас невелик пока, – она погладила меня по плечу. – Вам еще что-то надо? Если нет, мне хотелось бы пойти отдыхать. Очень устала, и время уже за полночь перевалило, – кивнула она в сторону огромных часов у стены, тиканье которых монотонно разгоняло тишину в столовой.

– Иди, конечно. Я допью чай и тоже пойду спать.

Люсиль сделала реверанс и тихонько вышла из столовой, оставив меня одну. Я же допила свой чай и закутавшись в шаль подошла к окну и простояла так, вдыхая прохладный ветерок, который просачивался через приоткрытое окно, наверное, около часа. Затем, грустно зашторив окно тяжелым полотном, направилась к себе. Выйдя в холл, я прям подскочила от неожиданности, увидев сидящего у камина Брана, который откинувшись в кресле смотрел на портрет. Постояв молча в нерешительности, не зная, то ли подходить, то ли нет, я наконец нахмурилась и направилась к нему. Когда я оказалась рядом с ним, он перевел на меня уставший взгляд и произнес:

– Люсиль сказала, что ты в обморок упала, как только вернулась…Как ты себя чувствуешь?

– Да, плохо стало. Не знаю, что это было. Скорее всего, усталость или нервное перенапряжение, – проговорила я, глядя на портрет. – Но уже все хорошо.

Он ничего не ответил и в комнате воцарилось тягостное молчание. Повернувшись к нему, я облизнула губы и нерешительно задала вопрос:

– Вильера сказала, что вы останетесь у нее. Почему вы вернулись? – мой голос так глухо звучал в этом большом помещении, что даже мне самой стало не по себе от такой интонации.

Бран встал с кресла и подойдя ко мне ответил спустя пару минут молчания, в течение которых его взгляд скользил по моему лицу, словно он над чем–то раздумывал.

– Я передумал, – наконец ответил он.

– Почему? – спросила я, внутренне напрягшись.

Бран ничего не ответил и перевел взгляд на картину. Я немного расстроенно окинула его взглядом, поскольку поняла, что мне было важно то, что он бы мне ответил и хотела знать причину того, почему он уехал от той женщины. Затем я тихонько повернулась и посмотрев на него сказала тихо:

– Я не знаю, что вы мне хотели всем этим сказать, когда повели туда. Но знаю, что хочу теперь я сказать вам после всего увиденного. Вы как-то произнесли, что ищете способ забыть ее, – кивнула я на портрет Шэризы. – Нет такого способа, Бран. Вы и не должны забывать ее, поскольку она нечто прекрасное, что было подарено вам небом. Любовь – это нечто такое, о чем нужно вспоминать с благодарностью, даже если были прожиты не столь долгие годы подле любимого человека. Вы любили друг друга. Она ушла раньше. Вы остались. Но нужно жить, бережно храня в сердце то, что было. С ней не нужно прощаться, просто нужно отпустить. И жить дальше. Губить себя – не выход. И ваш волк знает это, поэтому он три года и побеждает на арене. Ему нет равных не потому, что вы настолько сильны, а потому, что вы морально слабы в данный момент, и он сберегает вам жизнь, отчаянно сражаясь за вас и ваше будущее. Я только сегодня поняла, что он – нечто совершенное, первозданное, необъяснимое. Он – не вы. Он выше. Прислушайтесь к нему в себе, и он даст вам силы идти дальше. Он уже вас спас, спасет еще. Нужно только уметь слышать его, вот здесь, – я приложила свою тоненькую ладонь к могучей груди мужчины в области сердца, тотчас же отдернув ее, словно касаться к нему было для меня смерти подобно.

– Ты такая…чистая, – проговорил он мне в ответ, скользя взглядом по моему лицу, губам, шее, груди, словно то, что я сказала, не было для него важно. – Я не должен был тебя водить туда сегодня. Я понял это тогда, когда ты на колени перед моим волком стала и начала стирать с морды кровь. Ты одна там не смотрела на все в эйфории, упиваясь кровью и болью. В тот момент, когда ты волчарой меня назвала, я им себя не чувствовал, я был словно щенок, не более, бдительность которого была усыплена красивой молоденькой девушкой, с жалостью взирающей на меня. Ты ни капли не боялась. А ведь я тебя для этого и привел туда, чтобы ты поняла, что перечить мне бессмысленно, что я нечто страшное и кровожадное. Но даже с окровавленной пастью я чувствовал себя рядом с тобой щенком. Жуткое чувство. Я никогда такого не испытывал.