Сказки темного леса

Через полчаса мы вместе сидели за широким столом, распивая самогон и закусывая его рассыпчатой картошкой и отварной рыбой. Обстановка в Ручьях была не в пример лучше Сосновской — уютная комната, опрятные кровати, чистый стол и русская печь с занавесочкой. Вместе с нами за столом сидели Механик и дядя Коля — тот самый, у которого лимонки были заместо гирек на настенных часах.

Этот дядя Коля отличался заметными талантами — с одного удара мог пробить зажатым в кулаке гвоздем дюймовую доску. Сначала он оборачивал ладонь чистой тряпочкой в один слой, затем брал длинный кованый гвоздь и вливал в себя полстакана самогона. На этом подготовительная часть заканчивалась, и дядя Коля коротко, без замаха бил гвоздем в доску — как правило, насквозь.

Постепенно, по мере того, как самогону становилось все меньше в бутылках и все больше в нас, сознание начало меня оставлять. К середине ночи мне вздумалось забраться на печь, но тут я повстречался с неожиданным для себя (и весьма мучительным) сопротивлением. Оказывается, Строри вбил себе в голову, что ему необходимо защищать принадлежащее ему место на печи. Дескать — любой, кто захочет залезть на печь, унижает таким образом его человеческое достоинство. А объяснить мне все эти тонкости Костя придумал так.

— Иди сюда, — позвал он меня, как только увидел, что я приготовился карабкаться на печь. — Выйдем на крыльцо, у меня есть к тебе разговор!

Недоумевая, я отправился следом за ним на крыльцо, о чем тут же пожалел. Как только я вышел за дверь, Строри подошел ко мне вплотную, стремительно ухватил за большие пальцы рук и начал выкручивать. Невероятно, но в один миг он вывихнул мне оба пальца. Больно было настолько, что меня проняло даже сквозь алкоголь. Я заорал, и тогда Строри отпустил мои руки и ударил меня головой в лицо.

Из-за этого я скатился с крыльца, пересчитав едва ли не все ступеньки, и какое-то время молча лежал во дворе. Сто пудов, я бы это так не оставил (я видел в сенях отличную кованую кочергу), но Костян знал, что делал, когда выкручивал мне пальцы. В ближайшие несколько часов я едва мог держать сигарету, не говоря уже про что-нибудь более тяжелое.

Вечером следующего дня мы были уже в Цевле. В этом нам здорово помог дядя Коля, подбросивший нас на лодке до моста. Прямо как в песне:[232]

Но рыбак дядя Коля наш верный друг,
И руки его сильны…

На дворе стоял вечер субботы, так что жители Цевла вовсю готовились к очередной дискотеке. Вспоминая Сосновский сельский клуб — грязный дощатый пол, хрипящий двухкассетный магнитофон, ряды потертых парт да старенькую елочную гирлянду — мы не ждали от Цевлинской дискотеки чего-то особенного. И очень зря.

Примерно в полдевятого я, Строри, Браво и Тень подошли к невзрачному кирпичному зданию. Одеты мы были в то же, во что и раньше — переодеваться нам было особенно не во что. Я был в шинели и порвавшихся на коленях штанах от «афганки», Строри щеголял в кителе от той же «афганки» (она перешла ему от нашего наставника из «Эфы» Лексеича, который когда-то служил в этой «афганке» на югах, в окрестностях г. Заравшан) и широких замшевых шароварах. На Браво были джинсы и ватник, а Тень расхаживал в серых портках ХБ и форменном камуфляжном бушлате. Вернее будет сказать, в бесформенном: за месяц без малого наши костюмы превратилась в набор живописных лохмотьев.

На ногах у всех были лихо подвернутые резиновые сапоги, на поясах болтались ножи, в зубах зажата дымящаяся «Прима». От беспробудного пьянства лица товарищей осунулись, глаза запали, а во взглядах появился подозрительный блеск. Взявшись за металлическую ручку, Строри потянул тяжелые двери на себя, заявив при этом:

— Пошли, посмотрим на местных гопников!

Двери отворились — и мне в лицо ударил яркий свет, заставляющий глаза болезненно щуриться. Следом за ним пришла музыка: пронзительные ноты рвали пространство на части, мощности установленных здесь динамиков хватило бы на вдвое большее помещение. Пара стробоскопов напротив дверей осыпала пространством серей ослепительных вспышек, из подвешенного к потолку зеркального шара по комнате разбегались мерцающие цветные лучи. Весь зал был наполнен танцующими людьми. Темные брюки изящно гармонировали с белоснежными рубахами, кожаные туфли выбивали по каменному полу легкую, звенящую дробь. Девушки щеголяли в ярких открытых платьях, в топиках и прозрачных коротеньких юбках. В помещении явственно ощущался дух праздника — аромат хороших сигарет, мешающийся с тонкими запахами парфюма.

Жители Цевла словно преобразились: куда-то подевалась щетина и кирзовые сапоги, исчезли ватники и уродливые промасленные комбинезоны. Ошарашенные этой переменой, мы смотрели на них во все глаза, а собравшиеся, в свою очередь, точно также смотрели на нас. Неожиданно музыка смолкла. Мы заметили, что стоим в кругу настороженных лиц, выражающих, мягко говоря, некоторое недопонимание. Девчонки смотрели на нас, как на странных животных, а кое-кому из парней все это уже начало надоедать: