Сказки темного леса

— Ладно, мать вашу! — сказал в конце концов один из них. — Не с пустыми же руками нам уезжать, напишите хотя бы объяснительную! Должны же мы хоть что-нибудь привезти директору! Сказано это было таким тоном, будто говоривший собирался привезти директору наши головы, и только сейчас передумал.

— Хорошо, — кивнул Максим, ни на секунду не отрывая от наших собеседников настороженного взгляда. — Объяснительную мы напишем. Петрович?!

— Угу, — отозвался я. — Сейчас сделаю!

Положив топор, я взял с подоконника лист бумаги и шариковую ручку, подсел к столу и написал вот что:

«Директору заповедника „Полистовский“ от старшего группы общественных лесных инспекторов ___.

Объяснение.

Инспекторской группой в составе четырех человек (список группы прилагается), находящейся в ночь с субботы на воскресенье неподалеку от офиса дирекции заповедника, были обнаружены признаки сильного задымления. Дым шел из-под дверей соседней с офисом квартиры. Вскрыв дверь, мы обнаружили очаг самопроизвольного возгорания и приняли ряд мер для его устранения.

Локализовать пожар не удалось из-за отсутствия в нашем распоряжении адекватных противопожарных средств. В ходе тушения пожара инспектор Огурцов был поражен электрическим током (вода попала на оголенный участок электросети). Увидев, что в тушении пожара стали принимать активное участие другие люди (жильцы дома и т. д.), мы немедленно покинули место происшествия, так как нам было необходимо создать для инспектора Огурцова приемлемые условия и оказать ему посильную медицинскую помощь.

Число, подпись».

— Мы требуем, — процедил сквозь зубы один из инспекторов, как только прочитал составленный мной «документ», — чтобы вы свернули свою деятельность и убирались. В заповеднике вам больше делать нечего, с этого дня вам запрещается заходить даже в охранную зону. Это приказ директора, вы меня поняли?

Меня вдруг разобрала злость. Я неожиданно припомнил все обстоятельства нашей поездки: и «ГТС с запасом топлива», и «питание и форму», и дом с мухами. Вспомнил, как мы охраняли эти ебучие болота, как ссорились с местными, как сидели с помповым ружьем у слухового окошечка на чердаке. И так мне стало от всего этого досадно, что я вышел вперед и заявил:

— Нам ваш директор не указ! Мы подчиняемся только нашему куратору из Комитета, так что идите куда подальше со своими требованиями! Мужики от такой наглости только рты пооткрывали, и тогда я говорю:

— Могу написать вам бумагу, что вашу рекомендацию насчет прекращения нашей деятельности мы слышали. Идет?

— Ах ты… — взбеленился поначалу мой собеседник, но затем подумал немного и махнул рукой: —Хер с вами, пишите что хотите! На том и порешили.

На четвертый день подошли к концу запасы «Примы», так что мы были вынуждены перейти на самокрутки из махорки местного производства. Ее у нас было еще преизрядно: в привезенном Костяном из Ручьев пакете оставалось не менее половины. К сожалению, кончилось не только сигареты — в закромах осталось лишь двести граммов уксуса да полкило слежавшейся соли. По счастью, на поле возле нашего дома принялись резать коров, так что мы упросили местных мужиков слить несколько ведер крови в сорокалитровый бидон. Поставив бидон на печь, мы сварили кровь с солью, получив около двадцати килограммов рассыпчатой коричневатой субстанции, отдаленно напоминающей по вкусу говяжью печенку.

Теперь наш рацион выглядел так: сдобренный брусничными листьями кипяток и вареная кровь с уксусом (половина чайной ложки на брата, ответственный за выдачу — Максим Браво) на завтрак, морс из клюквы и обжаренная кровь с уксусом на обед, отвар из еловых лап и запеченная на сковороде кровь на ужин.

Зарядили проливные дожди, так что мы целыми днями только и делали, что курили махорку да играли в «козла». Летели дни, наполненные воем ветра и барабанными ударами дождя по крыше — треснувшая печь дымила, потолок потихонечку протекал.