Сказки темного леса

Все это заняло не больше нескольких секунд, а в следующий миг из-за угла появились еще четверо: лысый мужчина лет сорока, одетый в светлые брюки и коричневую «пропитку», и какой-то ханурик полубомжовского вида, неизвестно как оказавшийся в этой компании. В двух метрах за ними виднелись силуэты двух шикарно прикинутых (дорогие шубы, норковые шапки, элегантные сумочки и манто) теток средних лет, которые курили сигареты и смотрели на происходящее с выражением брезгливой скуки. Им все это было неинтересно, а вот мужики (как только увидели, что их товарищ дерется) мгновенно сориентировались и тут же бросились к нам. Впрочем, мы с Панаевым сориентировались еще быстрее. Взяв из сложенного на краю тротуара штабеля кусок брусчатки и удерживая его обеими руками, я бросился к лысому и нанес ему два сильных удара по голове. Мощь этих ударов болезненно отозвалась у меня в пальцах, на перчатки мне брызнула кровь, а лысый упал и больше не поднимался.

В это время Панаев сумел прорваться к своему противнику за спину и обхватить его руками за шею. После этого он протащил его пару метров до ближайшей стены, где несколькими мощными ударами разбил ему голову о выступающий угол. Это не заняло много времени: пока мы дрались, Строри только-только успел встать.

Поднявшись на ноги, он сразу же бросился к напавшему на него мужику. Следует отдать Строриному противнику должное: он не препятствовал Костяну, пока тот вставал, ожидая своего оппонента с саркастической ухмылкою на лице. И когда Строри подошел вплотную и замахнулся, мужик не предпринял никаких попыток закрыться, скорее наоборот: убрал руки за спину и подался вперед, подставляя скулу под Строрин удар.

Бах! Удар у моего друга тяжелый, но сейчас он пришелся как будто в кирпичную стену. А в следующую секунду мужик ударил в ответ — ногой, причем с такой силой, что я решил, что от удара у Костяна лопнут позвоночник и ребра. Падая, Строри отлетел назад и ударился головой о стену — но вскоре опять встал, покачиваясь и сплевывая себе под ноги красным. Во всем этом было нечто иррациональное. Пустынные улицы, ослепительно белый снег, равнодушно курящие женщины, а рядом на тротуаре — два окровавленных тела. Строрин противник стоял, сжимая пудовые кулаки, и нечто в его лице убедило меня бросить брусчатку, схватить Строри за плечо и развернуть его по направлению к уходящей в сторону Невского улице Рубинштейна.

— Бежим, — заорал я. — Бежим, брат, ну его в пизду!

Уговорить Строри отступить обычно не так-то просто, но из-за полученных ударов он уже почти ничего не соображал, так что нам с Панаевым это удалось. Мы бросились бежать, вот только уйти нам не дали — не прошло и минуты, как нас настигла милицейская машина. А еще через несколько секунд нас всех положили на землю под автомат. Без долгих разговоров нас (меня, Панаева и Строри) доставили в ближайший отдел, а вот Королевы с нами не оказалось. Когда начался милицейский кипеж, она сумела куда-то потеряться.

Больше всего я не люблю попадать в милицию вместе с пьяным Строри. Потому что он тут же начинает бредить, будто бы он «в отрицалове», а вокруг сгрудились «волки позорные», «бляди в погонах» и «пидоры-мусора». Ведет он себя при этом соответственно: орет матом, беснуется, лезет в драку и называет дежурного по отделу «пидорской шлюхой». Вот классический образец Строриной речи, адресованной к сотрудникам правоохранительных органов, имевшим несчастье его задержать:

— Эй ты, — орет Строри, повиснув всем телом на прутьях решетки. — Пидор-дежурный, я тебе это говорю! Тебя завтра будут в жопу ебать! Слышите меня, мусора?! Пиздец вам! У-у-у, суки! В таком духе Строри может продолжать бесконечно, стойко перенося самые жестокие побои. Как-то раз его били (с небольшими перерывами) почти двадцать часов. В тот раз нас задержали по подозрению в том, что мы с целью наживы забили одиннадцать старух арматурными прутьями, а по меньшей мере странное поведение Костяна лишь укрепило эти подозрения. Я сидел запертый в комнате, где по утрам происходит выдача оружия, и слушал доносящийся сквозь стены Строрин вой:

— Пидоры-мусора! Суки! Ничего не скажу…

Его нисколько не смущало, что говорить ему было особенно нечего: никаких старух мы не убивали, а взяли нас только потому, что я имел в те годы привычку носить вместо зимней шапки штурмовую маску, закатанную надо лбом. Каждое свое пребывание в милиции Строри начинает с одного и того же: превращается в чрезвычайно агрессивного кретина, ориентированного на стойкое перенесение побоев и на бесконечный конфликт. Хуже того, он стремительно вписывает в это дело всех, кого задерживают вместе с ним, элегантно фехтуя местоимениями множественного числа: