Сказки темного леса

В итоге финнам в аренде отказали, леса Карельского перешейка были (хотя бы на время) спасены, а мы вернули природе долг за те две фуры елок, которые вырубили в прошлом году в районе поселка Каменка. Этим мы как бы «подвели итоги», после чего собрали собственное заседание и принялись рассуждать: что достигнуто, чего мы лишились и каким образом наша организация станет действовать дальше?

Как мы уже говорили, инспирированные Гущином депутатские запросы уничтожили общественную инспекцию на корню.[243] Но мы не собирались сдаваться: кроме «оперативной природоохраны» у нас были в запасе и другие методы. Поэтому мы повесили камуфляжные ватники в шкаф и решили попробовать свои силы на новом поприще.

Им оказалась общественно-политическая арена: наша организация приобрела достаточную известность, чтобы во весь голос заявить о себе. Справедливости ради заметим, что до своей статьи про экстремистов А. Щербаков сработал про нас еще одну, несколько более «лояльную» публикацию. Она была озаглавлена «Особенности национальной охоты на браконьеров» и примечательна картинкой на обложке напечатавшей её газеты «Стрела» (№ 51-1):

В статье шла речь о работе одного из наших штабов (Московский вокзал) и о суровых буднях общественного лесного инспектора. Понятное дело, Щербаков и тут не преминул сгустить краски («с оптовыми нарушителями „эльфы“ разговаривают с суровостью сталинских троек…»), но в целом статья производила вполне благоприятное впечатление.

Другой материал выпустил в свет журналист «Вечернего Петербурга» А. Дмитриев, под броской шапкой «Молодые Грибные Эльфы» (№ 2 2000). Это было развернутое интервью, которое дал «Вечернему Петербургу» Крейзи, выступивший перед читателями в качестве «лидера молодежного экологического движения „Грибные Эльфы“».

Начал Крейзи неплохо, рассуждая «о росте числа молодых людей с активной жизненной позицией, охране заповедников и важности рекультивации можжевельника», но затем его интервью стало приобретать все более тревожную окраску. Это произошло, когда Крейзи повел речь о политических взглядах:

«Мы принимаем помощь людей независимо от их политических убеждений, нам достаточно их желания помочь делу сохранения природы. Я считаю положительным фактом, что с нами сотрудничают политические радикалы: люди часто через какие-то радикальные убеждения приходят к пониманию подлинных истин, которые оказываются потерянными в современном цивилизованном обществе…»

Затем политика утомила нашего команданте, и он заговорил о проблемах наркоманов и о необходимости легализации марихуаны. Некоторое время он рассуждал на эту тему, а потом перекинулся на глобальные вопросы.

«Древние языческие заповеди учили, что природа — это храм, и что нужно жить в гармонии с ней. Со временем человек решил, что может спокойно эксплуатировать природу, как ему хочется. Плоды такого отношения мы сейчас пожинаем в виде загубленных рек, озер и лесов», — заявил Крейзи совершенно охуевшему от таких речей журналисту. А потом подумал еще немного и закончил интервью вот какими словами: «Нас всех ждет неминуемая смерть в техногенном аду!»

Впрочем, это интервью — ничто по сравнению с тем, которое втрескавшийся кислотой Крейзи дал однажды питерскому телевиденью. Это произошло во время масштабного митинга, устроенного молодежным общественно-политическим движением «Единый Антинаркотический Фронт», в которое «Грибные Эльфы» входили в качестве одного из учредителей.

В тот раз мы подъехали к зданию Законодательного Собрания на микроавтобусе «Ford Transit», на боках и капоте которого красовались полуметровые эмблемы с символом нашей организации — кругом, в который вписаны три псилоцибиновые поганки. Вся площадь была заполнена людьми: здесь собралось человек четыреста, причем половина собравшихся была представлена бойцами ОПОРГ товарища Гребнева.

— Наркотикам — нет! — хрипло кричал в мегафон один из устроителей митинга. — Наркоторговцам…

— СМЕРТЬ! — разрывами фугасов отзывались Гребневские бойцы, в едином порыве скандируя свой партийный лозунг: — ДА, СМЕРТЬ!

Любопытная картина, должно быть, открывалась в тот день из ЗАКСовских окон. «Зазывалу» и его лозунги про наркотики было практически не слышно, так что единственный клич — который вихрем метался над площадью, бился о стекла и заставлял глухо вибрировать толстые каменные стены — был партийный клич соратников Гребнева.