Сказки темного леса

Встреча проходила в одной из аудиторий Института Культуры: два ряда парт и столик заместо президиума. Там разместились: сам Пузырев, какая-то тощая баба и журналист Щербаков, еще один знакомый нашего Крейзи. Мы посадили Слона на первую парту, сели рядом с ним и стали слушать: о чем будет сегодняшняя проповедь?

К сожалению, это была уже далеко не первая встреча. Во всяком случае, никто не потрудился нам объяснить — что это за союз такой, зачем там студенты и когда революция? Добрая половина собравшихся была представлена молодыми девками — бледными и с выпученными глазами. От их половины зала выступила с речью одна истеричная особа. Нужно (не уточняя — кому), сообщила она, создать на учебных местах партийные ячейки. Для этого следует использовать уже сложившиеся группы молодежи, объединенные по интересам.

— Есть у вас кто-нибудь на примете? — обратилась она к собравшимся. — Подумайте хорошенько! Тут я вспомнил, что у меня в училище такие группы уже есть. (Я имею в виду «донорские тройки» и «опиатчиков»). Но сразу же объявить о своем открытии я не решился. Вдруг окажется, что означенные коллективы не нужны революции? Пока я размышлял, девица продолжала свое выступление.

— Одних партийных ячеек недостаточно! — вещала она. — Нужны бутылки с огнесмесью, чтобы жечь иномарки по ночам! Долой буржуев!

Кое-кто в зале после этих слов встал и принялся бешено аплодировать. Но только не мы. Нас здорово смущали «буржуи», что в те годы ездили на иномарках. Это что — у них жечь машины? Мы были не единственными несогласными. Когда начался подсчет голосов — желающих вписаться в такую «тему» практически не нашлось.

Дебаты зашли в тупик. Был объявлен перерыв, во время которого мы вышли на лестницу, чтобы как следует раскуриться. В скором времени все, кто сидел на нашей половине зала, оказались накурены в говно. То же самое можно сказать о журналисте Щербакове: сидя в президиуме, он всеми силами старался сдержать улыбку и сохранить осмысленное выражение лица. Вскоре объявили вторую часть заседания. Нужно было обсудить немаловажные вещи, так как революция была уже практически на носу. Но Слон показал себя реакционером и всё испортил. Сидя в первом ряду и глядя прямо в лицо Щербакову, Слон сделал бессмысленное лицо, выпятил нижнюю губу и промычал гнусавым голоcом:

— БУКА! Б-У-У-К-А-А!

Пользуясь письменной речью, нельзя передать атмосферу того потрясающего момента. Революция должна вот-вот начаться, сердца и умы пылают — а один из членов президиума вдруг начинает истерически ржать. Все удивленно замолчали, наблюдая за истерикой Щербакова — и тут Слон сработал «на добивание». Он развернулся к залу и опять произнес, сделав точно такое же лицо:

— Б-У-У-К-А!

Вот тогда и стало видно — кто накурился, а кто революционер. Наша половина зала выпала в осадок, заседание свернули, а мы так и не поучаствовали в намечающейся революции. Зато появилась другая тема.

Перед новым годом Антон Лустберг (хиппи, тусовавшийся в то время в Доме Природы) обратился к нам с интригующим предложением. Среднего роста, с небольшими усиками и аккуратной бородкой — Лустберг производил благостное, безобидное впечатление. Он завязывал волосы в хвост, а на руках носил целую кучу бисерных фенек. Тогда ему было около двадцати трех лет — человек Системы, хиппи с ног до головы.

— В предновогодний период, — вещал Лустберг, — браконьерски вырубается огромное количество елей! Давайте с этим бороться!

По его словам, такой борьбой занимается специальная структура — «Дружина Гринхипп». Она находится под патронажем ВООП, в питерском отделении которого состоит хороший знакомый Лустберга — Вова Гущин. Права на свою деятельность «гринхипповцы» получили в Комитете по Лесу, так что в течение десяти дней перед Новым Годом они действуют, как «общественные лесные инспектора».

Не хотим ли и мы, спросил Лустберг, поучаствовать в этом благородном, хоть и малоприбыльном деле? Помочь делу охраны природы? Мы недолго думали — сказались детские годы, проведенные в Клубе Биологов. Рубят елки, еб твою мать? И с этим можно бороться?! Мы согласны! Первая наша кампания проходила на платформе «Девяткино», где Лустбергу выделили помещение под означенные цели. Это оказался бывший милицейский пикет, из которого Тони и начал «устраивать природоохрану». Появившись там впервые, мы едва не охуели — такие рожи там собрались! Природоохрана в полный рост!

Возглавляемая Лутсбергом дружина представляла собой незабываемое зрелище. Подобно тугому комку человеческой гнили, «Гринхипп» вобрала в себя практически весь «системный люд», обретавшийся в те годы на ролевых играх. Ни одного человеческого лица — кожа, словно выцветшая резина и тусклые, неподвижные взгляды. Настоящие «дети цветов». Вдохнуть жизнь в эти руины могла только Дымка — винтовая варщица,[71] вконец выжившая из ума. Она выступала в роли моторной лодки, за которой плыла на хлипком плоту вся остальная дружина, бултыхаясь в кильватерной струе от Дымкиного «винта».