Сказки темного леса

Третьи начали создавать собственные «мастерские группы» и писать новые правила, поражающие воображение даже опытных игроков. В этих правилах они назначали себя не меньше, чем властителями или богами, и требовали от окружающих соответствующего к себе отношения. Именно тогда слово «мастер» утратило первоначально свободное, почти булгаковское толкование и стало значить то, что оно испокон веков означает в английском — то есть просто «хозяин». Не доверенный устроитель, а полноправный Хозяин игры. Человек, облеченный властью отбирать у людей оружие, выгонять с полигона неугодных ему игроков, требовать к себе и своим помощникам ОСОБОГО уважения. Вольный составлять «черные списки», куда будут внесены все, кто хоть в чем-нибудь провинится перед всемогущими слугами «нового режима».

Новые «мастера» породили такие уродливые нововведения, как «отработка в мертвятнике», ныне воспринимаемые игроками как совершенно обычное дело. Мало того, они довольно-таки быстро поверили в свою исключительную привилегированность и особые права. Это произошло из-за потворства других представителей «второй волны», позволявших членам «новой элиты» унижать себя любым немыслимым образом.

— Эй, ты! Ну-ка, поди сюда! — такое обращение к попавшему в «мертвятник» игроку, два года назад еще совершенно немыслимое, можно было слышать теперь все чаще и чаще. — Живо беги за водой и дровами! Что значит — не хочу?! Тогда вообще из мертвятника не выйдешь! В «черный список» захотел?!

То есть: причиной разлада послужило банальное человеческое охуевание. Косые взгляды, разговоры на повышенных тонах и оброненные не к месту презрительные слова стали подобны сочащимся из-под земли струям рудничного газа. Пока газа было немного, от него не было вреда, но постепенно количество косых взглядов увеличивалось, тон разговоров крепчал, а в произнесенных словах сквозило все больше презрения.

И вот в Заходском, в ночь с 8 на 9 мая 1996 года, в 00 часов 30 минут концентрация газа стала предельной. И грянул взрыв! Он был не таким уж и сильным: никого не убило и даже толком не обожгло. Но когда рассеялся дым и люди подняли к небу закопченные лица, то увидели над горизонтом новую звезду — багрово-огненную, с острыми, как бритва, лучами. Начало войне было положено, и уже никто не мог уклониться от битвы.

В ночь с восьмого на девятое великое множество людей собралось в районе Турнирной Поляны. Публика подобралась самая разнообразная, а поводом послужило вот что. Устраивавшая «Старую Англию» Ника вздумала объявить местность «от ручья и дальше» собственной территорией, на которую запрещалось заходить приехавшим на «Скандинавию» игрокам. Год назад над таким заявлением бы просто посмеялись, да и сейчас одно это вряд ли могло послужить достаточной причиной для каких-либо решительных действий. Это был просто «еще один камушек в наш огород». К несчастью для Ники, таких камней накопилось уже более чем достаточно — и склон неожиданно рухнул. Лавина пошла.

Началось с того, что москвич по имени Турин залез на одиноко стоящий валун и повел такие речи:

— Это что же такое творится? — обличающее начал он, указывая облаченной в камуфляж рукою в сторону ручья. — Чьи это там светятся костры?

Сам Турин на этой игре облекся силой божественной персонификации. Он исполнял роль Тора, и чем ближе к ночи, тем меньше в нем оставалось от Турина. Он стоял на валуне, размахивая руками и вращая лысой башкой, и проповедовал с таким усердием, что послушать его собралось более тридцати человек. Речи он говорил вполне в духе скандинавской культуры, но в них было кое-что и от самого Турина. В темноте и под нитразепамом мне показалось, что Тор и взаправду сошел на землю — прямиком со старых нацистских плакатов.

— Жирные попы в Англии греют у каминов свои животы! — голос Турина разносился окрест, как из мегафона в концлагере.

— А-а-а! — подхватили мы, очень довольные таким началом.

— Убогие фермеры и крестьяне нам не помеха! Готовьте факела…

— И бензин! — надсадно заорал я. — И бензи-и-ин!

— И бензин, — согласился Турин, а затем поднял руки, глубоко вдохнул и заорал так, что даже мы удивились.

— На войну! — взвыл Турин, как воет на подлете авиабомба. — Все на войну! В темноте возникла сумятица, и посреди неё я заметил, как Маклауд подошел к Турину и о чем-то с ним шепчется. Прибыло еще народу, теперь все пространство вокруг камня было заполнено людьми — в темноте едва видны были безмолвные, неподвижные силуэты. В установившейся тишине Турин заговорил размеренно и спокойно:

— Там, за ручьем Англия — страна вырожденцев и сорокоманов. Там правит Ника — мерзостная карла, и мы больше не в силах это терпеть! Тут голос его снова окреп и загремел над поляной:

— Ведь сегодня, в этот праздничный день, вы поддержите этот клич? — тут Турин вскинул руку и заорал так, что у меня зазвенело в ушах: — Хайль Гитлер!

— Зиг Хайль! — нестройно ответили разрозненные фанатики, рассеянные в толпе.

— Что? Так-то вы поёте? А ну, еще раз! — возмутился Турин. Он снова набрал воздуха и повторил свой клич. — Хайль Гитлер!