— Твой пиздец! — донеслось в ответ, и по толпе будто бы внезапная судорога прошла. Слишком у многих стоял перед глазами печальный пример Красной Шапки, к тому же в темноте давила на нервы тяжелая неопределенность. Пока остальные наши товарищи выходили на поляну, от собравшегося на ней “ополчения” почти никого не осталось. Одним из первых под защиту деревьев юркнул Гакхан — оставив посреди поляны дрожащего от ужаса и совершенно охуевшего Красного Шапку. Он слишком долго водил по сторонам еблом и в решающий момент не успел нужным образом сориентироваться. Не зная, что за люди стоят вокруг него, Шапка подошел к нам и спросил испуганным шепотом:
— А правда, что Грибные крепость подожгли?
Тут мы включили свет, и тогда Шапка неожиданно увидел, что за “ополчение” его окружает. Со страху он лишился языка и только и мог, что стоять, беспомощно ежась в лучах мощных фонарей.
— Прав был Крейзи, — задумчиво произнес Строри, подходя ближе и рассматривая Шапку практически в упор. — Без плаща его действительно несложно поймать.
Дорога на юг
Разница между обычным человеком и Подонком такая же, как между выражениями “много работать” и “много зарабатывать”.
Двадцать шестого июля мы с Барином выдвинулись на станцию Шелангер, где готовились к старту союзные ХИ. Так как место это расположено примерно посередине между Казанью и Йошкар-Олой, путь нас ждал вовсе не близкий. Чтобы запастись в дальнюю дорогу едой, в пятницу двадцать пятого числа Барин отправился на станцию Каннельярви, на игру Антона Лустберга под названием Кринн.
Объявив о нашем намерении товарищам, Барин организовал продовольственный фонд, принесший нам полмешка разнообразных консервов, а объяснил свое намерение так:
— Мы отправляемся представлять наш коллектив на союзные ХИ, и на голодный желудок делать этого не можем. А средств на питание у нас нет, так как на все мои деньги Джонни купил спирту и сейчас варит из него у себя дома Элберетовку.
— Как же вы доберетесь до Казани? — удивился Строри.
— Поедем перекладными, — ответил Кузьмич. — Но ехать впроголодь — занятие не из приятных! Ради святого дела братья объявили ночную продразверстку по полигону. Дело это ох как не простое, кое-где пришлось прибегнуть к выдумке, а кое-где — к взрывам. Например, на стоянке Княжны, где за провизией постоянно следили многоопытные колдуны.
Крейзи взял мощную петарду и тихонечко подбросил её прямо под ноги Княжне. Он знал, что от взрывов петард с Княжною приключаются смешные припадки. В детстве она перенесла церебральный паралич, и теперь с трудом переносила резкие звуки.
Прогремел взрыв — и Княжна в корчах повалилась на землю, судорожно извиваясь и пуская слюну. Зрелище это хоть и мерзостное, зато очень смешное, кроме того, возникла паника, в ходе которой стало возможным похитить необходимые для нашего дела продукты. Наутро Барин, взвалив на себя тяжеленный мешок, отправился в обратный путь, прихватив с собой Ирку из постпанковского коллектива, к которой испытывал самые нежные чувства. Я ждал их в городе, а в холодильнике у меня томилась целая батарея литровых бутылок с Элберетовкой.
Следующим вечером мы были уже в Москве — в Кузьминках, где правил Дурман. Расположившись в его логове, мы внимали новым рассказам о Кирилле-Карантине, московском волшебнике, проживающем в доме напротив. Мы познакомились с ним еще в свой прошлый визит в Москву, что-то около года назад. Тогда у нас с ним вышел вот какой случай. Кирилл Шанин, про прозвищу Карантин, был известен от Кузьминок и до самых Текстильщиков отнюдь не своим волшебством. Напротив — Карантин, отставив в сторону цеховые правила, искал для себя воинской славы. Для этого он регулярно выходил к одному и тому же питейному заведению и вставал, притулившись спиною к каменной стенке около входа. Затем он доставал из-под полы куртки заготовленную военную снасть и принимался ждать.
Вечерние посетители, покидая заведение мало сказать “на рогах”, видели от случая к случаю одну и ту же картину: Карантин стоит у выхода из кабака, судорожно сжимая в руках то самодельные нунчаки, а то и кастет. Независимо от приготовленной Карантином снасти, ситуация разворачивалась каждый раз схожим образом:
— Слышь! — дружелюбно обращались к Карантину вечерние гости. — Приколи, чего это у тебя? Карантин, не зная, как тут быть, отвечал, сжав зубы и втиснув голову в плечи:
— Ка… кастет.
— О-па! Дай заценить, а? Да чего ты, не ссы!