— Да проходи ты, — подтолкнул его в спину Дурман. — Ты еще главного не видел! Вся площадь перед библиотекой была заполнена людьми. Здесь было больше ролевиков, чем набралось бы тогда во всем Питере, и все — как на подбор, один другого краше. Несколько сот человек сгрудились на поляне, облепили скамейки и клумбы, расселись на крыльце и на террасе библиотеки. Больше половины из них были наряжены в самодельные костюмы из всякого гнилого тряпья и вооружены фанерными мечами и шпагами из оконного штапика. Мне трудно будет передать вам наше впечатление от первого визита на Эгладор. Мои глаза смотрели, а ум отказывался верить, уши слушали — но разум не слышал ничего. Подобно кристаллам льда в шейкере, мы с Барином потерялись посреди многообразия волос и хайратников, плащей-занавесок, обтягивающих лосин и перекошенных лиц с фанатично выпученными глазами. Взгляд блуждал, силясь найти посреди этого сборища нормальные лица — и бессильно отступал. Натыкался везде на одно и тоже: ряженые, рябые, выпученные, перекошенные. Продираясь через это позорище, мы заметили несколько скамеек, заполненных людьми, в основном несовершеннолетними страшными бабами. Держа в поднятых руках свечи, они слушали песни Ниенны[128]
, доносящиеся из старенького кассетного магнитофона.— Смотри-ка, Петрович, — показал мне на них Барин. — Чего это они — плачут, что ли?
— Ну их в пизду, Кузя, — отмахнулся я, — всю ихнюю секту. Где Дурман?
Отделившись от нас, Дурман затерялся в толпе. Мы остались одни посередине этого шумного сборища. Тогда я решил обойти библиотеку — осмотреться, поссать и заодно глянуть Дурмана. Но за углом Дурмана не оказалось — только какой-то незнакомый мне пьяный господин курил, опираясь на перила террасы, вознесенной на полтора метра над уровнем земли. Это был среднего роста парень, в синих джинсах и светлой рубашке, ничем особенно не примечательный. Взобравшись на террасу и ухватившись за перила с противоположной стороны, я обратился к нему:
— Уважаемый, сигаретой не угостишь? Я не мог себе представить, что мой вопрос до такой степени выведет этого господина из себя.
— Иди на хуй, гондон! — неожиданно заорал он. — Кто ты такой, чтобы спрашивать у меня сигарету? Ты охуел, пионер!
Мне не оставалось ничего, кроме как схватить этого господина за воротник рубахи, потянуть на себя и, после непродолжительной борьбы, перебросить через парапет. Падая, он не сумел должным образом выставить руки, поэтому упал лицом вниз и ударился об поребрик, на котором стояла пустая стеклянная бутылка из-под пива. Бутылка разбилась, вспоров донышком с острыми стеклянными лепестками лицо этому господину. Из-за этого одна из щек у него отвалилась на сторону, обнажая зубы, а крови вытекло столько, что впору было пускать по ней в плавание кораблики из щепок и спичечных коробков.
Конечно, это не прошло незамеченным. Полноватый мужик в спортивном костюме, некто Боря Батыршин, заметил это, прибежал и начал на меня орать.
— Кто ты такой? — разорялся он. — Откуда ты взялся?
— С Питеру, — спокойно ответил ему я.
— Какая команда? — в том же тоне продолжал Батыршин. — Ну?
— Грибные Эльфы, — ответил я, не желая на этот раз затушевывать ситуацию и скрывать правду.
— А-а-а! — еще пуще прежнего разорался Батыршин. — А вы спросили у меня разрешения, прежде чем резать тут розочками людей? Из этих его слов мне стало видно, что ситуацию Батыршин понял как-то по-своему.
— А почему это мы должны спрашивать у тебя разрешения? — удивился я. — С чего бы это?
— Я Король Эгладора, — завизжал Батыршин, — тут все мне подчиняются! Пойдешь со мной!
— Вот еще, — ответил я, а сам потянул из-под куртки плющеную трубу. Не понравилось мне, что на крики Батыршина стали подтягиваться еще какие-то люди, мне совсем незнакомые.
— Пойдешь со мной! — снова заорал Батыршин, но тут в дело вмешался Дурман.
— Боря, иди на хуй! — предложил он, подходя и вставая у меня за спиной.
— Это что, — спросил Батыршин, враз сбавив тон, — знакомые твои?
— Ага, — ответил Дурман, а его маленькие и злые поросячьи глазки в упор смотрели на Батыршина, так пристально, что даже мне сделалось неприятно. — Мои гости.
— А… ну тогда…
— Пока, Боря, — попрощался с ним Дурман, и мы скоренько отвалили от библиотеки: до того не понравилась мне поднявшаяся вокруг окровавленного тела человеческая суета. Пока мы проталкивались к выходу, Дурман то и дело показывал пальцем то в одну, то в другую сторону. На неприметных скамейках, спрятавшихся среди кустов и кое-где под деревьями, то и дело мелькали лица, нехарактерные для этого времени и места. Они выделялись посреди местной публики, как разрывы зениток выделяются на фоне вечернего неба. Добрые и со злобинкой, пьяные и не очень — эти лица радовали взгляд. Потому что принадлежали, судя по всему, правильным людям, чуждым опочившей здесь атмосфере вырождения и долбоебизма.
— Не все так плохо, — заверил нас Дурман. — Батыршин тут не всеми правит, имейте в виду. Но, один хуй, я думаю — этот визит вы надолго запомните.
— Это не сомневайся, — ответил я. — Запомним накрепко.