Сказки темного леса

4. Каждый миг существования физической вселенной — это полная сумма “причин” для возникновения следующего мига её существования. Все, что есть “сейчас”, существует только потому, что мгновение назад у этого были “причины”. А “следующий миг” возникнет из тех “причин”, что существуют сейчас. (Украл — выпил — в тюрьму).

5. Гипотетически, если бы мы знали “все причины” и все “правила взаимодействия”, то смогли бы рассчитать состояние вселенной на следующий момент времени. И на послеследующий, и на минуту, и даже на год вперед. А если бы потрудились как следует — то и на миллиард лет. Разница между этим предположением и настоящим положением вещей состоит в том, что мы и близко не знаем “всех причин” и “всех правил взаимодействия”. Это досадно, но принципиальной разницы здесь нет — несмотря на наше неведение, каждый миг логически вытекает из предыдущего благодаря нерушимым и четким законам. То есть: предопределенность существует, просто мы являемся ее частным случаем и поэтому не можем сколько-нибудь широко ее охватить. (Здесь важно помнить, что явлений, не подчиняющихся закону причинности, во вселенной просто не может существовать. Насчет этого еще раз смотри пункты 2 и 3). В общих чертах, что и требовалось доказать — будущее мира полностью предопределено.

— Чтобы тебе было проще это понять, — прибавлял к этому Слон, — объясню на доступном примере. Как ты думаешь — кто виноват в том, что Грибные Эльфы отпиздили Красную Шапку? А?

— Ну … — неуверенно произнес я, пытаясь рассмотреть случай с Шапкой в свете открывшейся мне философской системы. — Может, сам Шапка?

— В академическом смысле это будет не совсем верно, — возразил Слон. — Хотя кое в чем ты все-таки прав. Ведь в каком-то смысле Шапка — одна из важнейших причин, благодаря которой вы его опиздюлили! Хотя бы потому, что без него вам это вряд ли бы удалось!

— Мне ли этого не знать! — усмехнулся я, но потом все же переспросил: — Я так понял, ты считаешь — на самом деле тут никто не виноват? Так, что ли?!

— А как мы можем быть виноваты, — удивился Слон, — если наше поведение подчиняется тем же самым законам причинности, что и все остальные явления? Оно строится по жестким схемам, а то, что мы обычно этого не замечаем — еще не значит, что мы обладаем “свободной волей”. Ты только вдумайся, Петрович, в эти срамные слова!

— А что, — спросил я, — чего в них не так?

— Воля к чему? Свободная от чего? — набросился на меня Слон. — А ведь некоторые рассуждают про это говно на полном серьезе! Да, иногда нам кажется, будто бы мы что-то там выбираем, или что мы контролируем свои эмоции или поступки. Но на самом деле такой выбор и такой контроль — лишь игра нашего воображения. Прикинь, Петрович — перед тобой лежат два совершенно неизвестных тебе предмета, и нужно быстро решать — выбрать один из них, взять оба или вообще ничего не трогать?

— А … — через какое-то время спросил я. — А как они выглядят?

— Уродливо, прекрасно, хуй знает как! — ответил Слон. — Я специально сказал “незнакомые тебе предметы”, чтобы тебя не связывала формальная логика. Типа — это я возьму, потому что знаю, что это хорошая вещь. А вот это говно, этого я трогать не буду! Так как бы ты поступил?

— Взял бы то, что понравится, если оно выглядит неопасным, — ответил я, обмозговав все как следует. — Если оно не слишком тяжелое!

— Во, бля! — обрадовался Слон. — Говоря проще, ты позволишь своему мозгу решать — чего тебе теперь делать. Потому что не видишь “достаточных оснований” для принятия “осознанного решения”. Всю эту шкалу (от “понравится” до “опасный”) определяет еще догоминидный контур, управляющий в организме системой “приближения — избегания” применительно к различным внешним объектам. Некоторые вещи ты не сможешь заставить себя взять в руки, даже если очень сильно этого захочешь!

— Ты хочешь сказать, что когда я делаю случайный выбор … — начал я, но на этом месте Слон достаточно грубо меня оборвал:

— Случайность есть непознанная закономерность, а применительно к человеку это будет звучать вот как: “Неосознаваемая закономерность”. Какие-то винтики у тебя в башке в этот момент все равно крутятся, а случайностью это называется потому, что мы не знаем точно — какие. Ну-ка, брат, продолжи мою мысль!

— Мы биороботы, — улыбнулся я. — Существа, чье поведение биохимически обусловлено. Нас по рукам и ногам сковывают нейронные цепи. Мы несвободны в поступках, потому что …

— Ты понял не до конца! — перебил меня Слон. — Что ты называешь “поступками”, о какой свободе ты говоришь в мире, где причины определяют следствия, а случайностей нет?

Тут я перестал улыбаться, начиная потихоньку прикидывать — нет ли во всем этом какого-нибудь резону? И пропустил от Слона мощнейший “добивающий удар”: