Эту песню (известную как “Гимн Грибных Эльфов”) сочинил специально для нас искуснейший менестрель эльфийского толка — сам царь Трандуил. Ею все сказано — так что после первого же куплета у толстячка не осталось относительно нас ни малейших сомнений. Тем не менее (надо отдать толстяку должное), его опасения были связаны вовсе не с собственной судьбой.
— Что же теперь будет? — заламывая руки скулил он. — Что же скажут “мастера”?
— Не ссы! — успокоил его Барин. — Мы тебя не выдадим! Давай, выпей с нами! Толстячок не посмел отказаться — и вскорости мирно засопел под разлапистой елью. У нас же появилась новая забота: снова закончилась водка. Необходимо было добраться до кабака в Антверпене — а по правилам игры сделать это можно было только на “корабле”. По замыслу мастеров, такой “корабль” представляет собой связанные треугольником палки, внутрь которых встают несколько человек. Причем один из них держит “мачту”, другой “весла”, а еще один —“руль”.
По счастью, мимо нашей стоянки “проплывало” какое-то хуйло, которое за несколько мелких монет согласилось “перевезти” нас в Антверпен. От Гааги до Антверпена — чуть меньше километра, но этот путь занял у нас никак не меньше нескольких часов. Из этой поездки мне мало что запомнилось — вокруг раскинулся незнакомый лес, под ноги лезли какие-то коряги, мы то и дело падали, запутавшись в вездесущих веревках.
— Куда вы плывете? — причитал наш “рулевой”. — Это же не море, это же земля!
— Да как тут поймешь? — возмущался Барин, обдирая намотавшуюся на шею веревку. — Какой пидор все это придумал?
За полчаса наш “корабль” оборвал половину веревок на участке “Гаага — Антверпен”, полностью перекроив “береговую линию”, задуманную устроителями игры. Наш “рулевой” поначалу возмущался, но когда мы в очередной раз покатились по земле вместе со всем “кораблем” —плюнул на это дело, выпутался из деревянного треугольника и скрылся в лесу. Так у нас появился собственный корабль.
Дальнейшие события этой ночи представляются мне смазанной чередой каких-то странных событий. Сначала мы подкрались к чьей-то стоянке, где незнакомые нам люди делили при свете костра целую палку твердокопченой колбасы. Ноги сами бросили меня вперед, следом за мной прыгнул Барин — а в следующую секунду нам на спины приземлился Дурман.
В один миг у костра возникла жуткая свалка, в ходе которой мне удалось вырвать из рук у товарищей и проглотить примерно 1/4 имеющейся колбасы. Примерно столько же досталось Дурману, а остальное сожрал Кузьмич. Который, кроме всего прочего, успел несколько раз огреть меня и Дурмана доставшейся ему половинкой.
Поcле этого началось какое-то нелепое разбиралово — ссыкливые хозяева стоянки взяли и нажаловались мастерам. Обстоятельств этого я не запомнил, единственное, что осталось в моей памяти — это следующий удивительный факт. Пришлый “мастер по безопасности” был наряжен в смешные зеленые панталоны, из-за чего беседовать с ним пожелал не кто-нибудь, а сам Кузьмич. Ухватив несчастного за рукав куртки, Барин взялся объяснять ему про “лодейнопольских авторитетов” Петрика и Шнягу, по ходу этого рассказа открывая все новые и новые удивительные подробности.
— Однажды Петрик копал в лесу оружейный склад времен Великой Отечественной Войны, — увлеченно врал Барин, — и подорвался на мине. Взрывом Петрика отбросило в болото, причем в голове у него застрял неразорвавшийся пятидесятимиллиметровый снаряд. Когда Шняга нашел его в лесу, Петрик уже умирал. Тогда Шняга взял свои инструменты и попробовал достать снаряд