Сказки цыган

Однажды, как раз в ночь под Ивана Купалу, остановился табор Гулы Камакри у берега реки на опушке густого леса. Цыгане свили длинную нитку и протянули ее через реку, чтобы могли в эту ночь не ушедшие еще в загробное царство души умерших переправиться в табор и напиться там молока, которое было поставлено у каждой палатки в горшке или кружке. Вечером, когда пора было всем идти на покой, Гула Камакри сказала собравшимся у ее палатки цыганам:

– Идите-ка спать, а меня оставьте одну в моей палатке. В эту ночь хочу я остаться наедине с душами моих умерших родственников.

Разошлись цыгане, и Гула Камакри осталась одна. Посидела она немного у палатки и пошла спать. Легла на постель – не может уснуть, да и только. Все вспоминаются ей умершие родственники, которых давным-давно нет уже на белом свете. Взгрустнулось старухе: одна она, никого родных у нее не осталось. Вспоминались ей и всякие события из ее долгой жизни. Сон бежал от ее глаз. Наступила полночь. Петухи пропели. Послышалось Гуле Камакри, что кто-то возится около ее палатки. Она прислушалась. Кто-то позвал ее тихим, глухим голосом:

– Гула Камакри! Выйди-ка на минутку.

Поспешно встала Гула и вышла. При бледном свете убывающего месяца она увидала у палатки незнакомого ей толстого человека с длинной бородой, а борода-то красная-красная. Испугалась Гула и подумала:

– Уж не ниваш ли это? Река-то ведь близко.

Незнакомец же подошел к ней и сказал:

– Я знаю, что ты мудрая и добрая женщина и никому не отказываешь в помощи. Тут поблизости есть одна больная женщина, у нее должен родиться ребенок. Пойдем со мной и помоги больной, а уж мы тебя отблагодарим за это.

– Хорошо, пойдем! – ответила Гула. Отказать в помощи больной, кто бы она ни была, Гула никогда не могла.

Незнакомец повернулся и пошел, пошла за ним и Гула Камакри. Незнакомец шел прямо к реке. Еще сильнее овладели Гулой подозрения:

– Ох, попалась я в лапы нивашу! – шептала она. – Ну да, бог даст, не погибну.

На берегу реки незнакомец остановился, обернулся к Гуле Камакри и взял ее за руку. Гула почувствовала, что рука у незнакомца холодная-холодная да мокрая, ни дать ни взять как громадная лягушечья лапа. Незнакомец пристально посмотрел на Гулу и сказал:

– Не бойся! Зла я тебе не сделаю. Я ниваш и живу в этой реке. Дело же вот в чем: заболела «дочь ниваша», у которой я служу, ей-то и нужно помочь.

– Да как же могу я ей помочь? – спросила, сильно перепугавшись, Гула. – Ведь «дочь ниваша» в реке! Как же я-то к ней пойду?

– Я возьму тебя с собой на дно реки, – ответил ниваш, – ты увидишь, что мне ровно ничего не стоит это сделать и с тобой ничего плохого не случится. Ты и оглянуться не успеешь, как будешь уже во дворце «дочери ниваша». Ну, пойдем!

– Пойдем, что поделаешь! Только боюсь я! – сказала Гула.

– Говорят тебе, не бойся! – крикнул ниваш.

Он схватил Гулу Камакри в охапку, поднял ее и бросился в реку. Не успела Гула вскрикнуть, как очутилась на дне реки во дворце «дочери ниваша», в большой светлой комнате, и ниваш опустил ее на пол, устланный мягким ковром. С удивлением глядела Гула по сторонам. Все вокруг блистало золотом, серебром и драгоценными каменьями. Ни у одного короля не могло быть такого роскошного дворца, такого богатства, как у «дочери ниваша». Ниваш сказал Гуле:

– Вот видишь, я говорил тебе, что бояться нечего. Пойдем скорее к больной!

Ниваш провел Гулу через несколько комнат. Все они были одна другой богаче. В одной из комнат Гула увидала множество горшков с засмоленными крышками. В горшках что-то слабо стонало. Гула остановилась и спросила ниваша:

– Что это стонет в горшках? Как их здесь много! Больше сотни!

– Это все мои горшки, – ответил, потирая от удовольствия руки и сверкая зелеными глазами, ниваш, – в них засмолены души утопленников. Слышишь, как они стонут? Веселенькая музыка!

– Зачем же ты держишь души утопленников в горшках? – воскликнула Гула.

– Уж очень занятно они стонут. Эта музыка веселит мое сердце, – ответил ниваш, – скучно было бы мне без этой музыки. Да я их не век держу в горшках. Как сгниет тело одного из утопленников, так я сейчас же выпускаю его душу из горшка, а на ее место сажаю другую.

– Бедные души утопленников, – сказала со вздохом Гула, – какие муки приходится им терпеть в твоих горшках, прежде чем попадут они в загробный мир.

– Вот вздор какой! Велика важность – посидят в горшке и отправятся восвояси в загробный мир. Однако пойдем, ведь больная ждет!

Пройдя еще через две-три комнаты, ниваш и Гула вошли в спальню больной «дочери ниваша». Здесь была такая ослепительная роскошь, что Гула остановилась как вкопанная в дверях и не знала, куда ей смотреть. Придя в себя от изумления, Гула увидала на большой кровати, отлитой из чистого золота, под золотым балдахином «дочь ниваша». Она лежала на белоснежных подушках и слабо стонала. Подошла Гула к больной, осмотрела ее и принялась за ней ухаживать. Ниваш же вышел из комнаты.