Сказки тысячи ночей

Подумав об этом, я взглянула в его сторону. Как и наказала мастерица по хне, я сидела смирно, не меняя положения, а просто скосила глаза под покрывалом. На лице Ло-Мелхиина вновь заиграла змеиная улыбка, хотя ее смягчало нечто, чего я не узнавала. Возможно, он не мог показывать всю свою жестокость, беседуя с мужчинами, приносившими богатство его землям. Возможно, темный уголок его души был сильнее в этом зале, где ему полагалось служить своему народу.

Когда я снова посмотрела на торговцев, они стояли на коленях, склонив головы к нашим ногам. Мое внимание снова привлекли их накидки. Теперь, когда они подошли достаточно близко, я поняла, что узоры на подолах мне знакомы, хотя они были вышиты пурпурной нитью, которая считалась слишком драгоценной для странствий по пустыне.

– Приветствую тебя, мастер каравана, – сказал Ло-Мелхиин. – Приветствую и твоих сыновей.

Они подняли лица, и я обнаружила, что смотрю в глаза отца и братьев.

VI

Когда мое племя только начало похищать людей, выволакивая ткачей из постелей, а кузнецов – из кузниц, я был еще совсем юн и удивлялся, почему это дается нам так легко. Старшие говорили мне, что мужчины слабы и не могут противиться нам. Они живут лишь для того, чтобы служить.

Но я не был в этом столь уверен.

Мой первый ткач был очень стар и не кричал, когда я забрал его у жены. Я поместил перед его глазами ее портрет, на котором она была моложе и красивее, и он радостно ткал, не прерываясь ни на еду, ни на питье. Под конец его пальцы кровоточили и оставляли пятна на ткани, но узор мне понравился, так что я снял его со станка, прежде чем сжечь вместе с самим ткачом.

Мой первый кузнец был стар, но все еще мог раздувать мехи и орудовать молотом. Он работал без тигля и щипцов, когда я показывал ему его сыновей, будто те еще живы. На самом же деле они погибли во время песчаной бури, оставив отца доживать свой век и трудиться в одиночестве. К концу работы у него не осталось рук вовсе, но я получил дивное золото.

Мой первый стеклодел ослепил себя огнем, на котором глазировал свои изделия. Мой первый прядильщик использовал кости собственных пальцев вместо веретена.

Все они сдавались мне без борьбы, когда думали, что я могу дать им то, что им нужно.

Ло-Мелхиин стал для меня первой сложной задачей. С ним я впервые понял, что был прав, а наши старейшины ошибались. Он не хотел служить мне, и не только потому, что уже был королем. Ло-Мелхиин сопротивлялся до тех пор, пока я не показал ему его мать, издыхающую на горячем песке. Именно эта картина, мысль о ее смерти, ослабила его настолько, чтобы я смог им завладеть, а уж потом запереть его внутри собственного разума было делом времени.