Сказки тысячи ночей

С тех пор править руками и голосом Ло-Мелхиина стало легко. Купцы из кожи вон лезли, чтобы угодить мне, и я щедро награждал их. Мастера творили великолепные вещи, и я знал, что причина тому – мое покровительство. Моя армия была непобедима, моя казна полна, а если бы мне было дело до того, с кем делить ложе, то и там я получил бы все, чего пожелаю.

Но все эти люди служили не мне, и я не мог этого забыть. Они считали, что служат Ло-Мелхиину.

Мысль об этом досаждала мне. От человека, которым я завладел в пустыне, почти ничего не осталось, кроме кричащего призрака, чей голос доставлял мне удовольствие, но все-таки жители земель, которыми я правил, слагали легенды о его могуществе и мудрости. Я сделал свое дело слишком хорошо, завладев им столь искусно, что никто и не догадался об этом. Мои собратья, довольствовавшиеся житьем в пустыне и редкими вылазками за мастерами, не ведали о моих достижениях, а у меня не было ничего, кроме чужих рук и чужого имени.

Но она знала – девчонка, которую я подобрал в пустыне и сделал своей женой. Та, что не умирала. Она знала, что во мне есть больше, чем кажется. Это мне тоже досаждало – зная, кто я такой, она все же смирно сидела подле меня со своим рукоделием, не содрогаясь под моим взглядом. Она спала со мной рядом по ночам, не страшась, что я убью ее. Мне почти хотелось сделать это ей назло, но тогда мне снова пришлось бы остаться наедине со своей тайной.

Я пошел к женщинам в мастерскую, но они не сотворили красивых вещей под моим влиянием. Их пряжа путалась, а вышивка портила шелка. Она провела с ними слишком много времени, да, впрочем, они и с самого начала принадлежали к ее миру – миру женщин. Я совершил ошибку и не собирался повторять ее.

Сначала я поступал так же, как и все мои собратья, – брал мастеров по одному, похищая их искусство, их руки и их кровь. Но потом я завладел королем, и его королевство само упало к моим ногам. Вот как надо действовать отныне! Нужно начать с нее, а когда она станет моей, женщины придут вместе с нею.

Она будет сопротивляться – я чуял это кожей Ло-Мелхиина. Это давало ему надежду, что меня безмерно забавляло. Он знал, что девчонка будет отвергать меня, и это приносило ему радость. При виде ее родных он обрадовался едва ли не больше, чем она сама. Но скоро я снова сокрушу его надежды. Однако сначала надо завладеть ею, а бороться с ней изнутри я не мог.