Сказки тысячи ночей

Послышались приглушенные жалобы на то, что я волен выбирать себе игрушку, чьими страданиями смогу насладиться, тогда как остальным придется удостоить своих жертв быстрой смерти. Пускай шепчутся, решил я. Они не должны угадать истинную причину моего приказа. Они не должны завладеть ею, как я завладел Ло-Мелхиином. Это право принадлежало мне, хотя я рассчитывал управлять ею иными средствами.

Я едва не потерял голову, воображая, на что мы будем способны с нею вместе. Я мог заставить людей подчиняться своей воле, но для этого мне нужно было оказаться достаточно близко, чтобы коснуться их. Она же могла дотянуться до любого через всю пустыню так же легко, как я тянулся за хлебом во время ужина. Я не стал утруждать себя изучением силы божеств, когда завладел Ло-Мелхиином, но, быть может, настала пора Сокату Ясноокому совершить великие открытия об этом. Сердце его от этого может разорваться – именно поэтому я избегал касаться его, предпочитая Скептиков помоложе. Он же был почти достаточно умен и без меня. Но ради этого я готов был рискнуть его жизнью. В моем распоряжении останется еще много ему подобных.

Но сперва надо заняться пустыней. Я отправлюсь туда со своими собратьями, и мы зальем ее кровью. Люди не будут слагать песен об этой битве. О ней будут лишь шептаться у костра. Они будут страшиться говорить об этом громче, боясь навлечь на себя гнев победителей. Женщины будут оплакивать погибших мужей и сыновей, прижимая к себе тех детей, которые слишком малы, чтобы сражаться, и не погибнут. Если, конечно, мы не убьем их просто так. Моих собратьев подчас трудно сдержать.

Ло-Мелхиин тревожился о своей матери, слушая наши разговоры. Он знал, что девчонку я спасу любой ценой, но не думал, что я приложу столько же усилий, чтобы вернуть его мать домой целой и невредимой. Меня поражало, сколь глубоко его волновали судьбы обеих. Мужчине дозволено любить мать, и его не сочтут из-за этого слабым. Но большинство мужчин не имели роскоши любить своих жен – во всяком случае, не так скоро после свадьбы.

Он и не любил ее, по крайней мере пока. Но он был о ней весьма высокого мнения. Он восхищался ее храбростью и ее нежеланием изменить свой пустынный дух под влиянием городских стен. Он находил ее чары загадочными, но не боялся их, как моих. Он хотел бы узнать ее лучше, самостоятельно, без призмы моего разума между ними. Он считал, что она рождена стать королевой.