— Не помню.
Детские воспоминания будто разделись: что‑то помнила отчётливо, что‑то смутно, а что‑то и вовсе потерялось в череде пролетевших лет.
— Не помнишь, и ладно. Гадание — дело десятое. Вот ты сама себя ведьмой в седьмом поколении зовёшь, а не знаешь, что это означает.
— И что?
— Род‑то у нас, Настюша, древний, я тебе всегда говорила. А семь колен — разве древность? И двухсот лет не будет. Но как ведьма, ты — всё же седьмая. А до того, сила по мужской линии шла. Тоже до седьмого колена. Мужская сила, она другая. А ещё до того — по женской было, как сейчас. А до этого… Ну, ты поняла уже. И тянется так ещё от царя Гороха.
— А правда, был такой царь? — теперь я всему готова была поверить.
— Кто ж его знает? А остальное — правда.
На кухне зашумела вода.
— Хозяйственные, — с одобрением прислушалась мама. — Посуду моют.
Дверь приоткрылась, и к нам заглянул Сокол. Вода ещё шумела, и, стало быть, определение «хозяйственный» целиком и полностью заслуживал Серёжка.
— Спасибо за ужин, Анна Михайловна.
— На здоровье.
— Я тут список набросал, — он протянул маме исписанный крупным, ровным почерком листок. — Сможете?
Я протянула руку, но мама перехватила бумажку, одарив меня строгим взглядом.
— Достану, — пообещала она. — Завтра… Нет, послезавтра занесу.
— Приносить не надо. Сюда мы пока не вернёмся, да и просто заходить опасно. Там мой номер, когда соберёте все, позвоните, договоримся, где встретиться.
— Что там? — спросила я требовательно, указав на листик. Впутывает во что‑то мою мать и думает, я оставлю это без внимания?
— Травки кой–какие, — ответила вместо тёмного мама. — По своим старушкам пройдусь, соберу.
Травы мама покупала у годами проверенных бабуль, привозивших их из таинственных экологически чистых районов. Но зачем Соколу травы?
Не моё дело — ясно читалось в усталых голубых глазах.
— И ещё, Анна Михайловна, у дома возможно патруль инквизиции… и ещё кто‑нибудь…
— Инквизиция?
Ещё одно условное обозначение?
— Инквизиция, охотники на ведьм, народная дружина, — кивнула мама. — Как их только не называли.
— Светлые? — поняла я. — Ты что, знала про них? Про этих… и про тех?
— Конечно, знала. Сила — вещь опасная. Должен же кто‑то контролировать работу ведьм и знахарей? Инквизиция, ясное дело, не та, о которой вам в школе рассказывали, но тоже приятного мало. Но за нас, если что, профсоюз вступается, — она с благодарностью взглянула на Сокола.
Профсоюз против инквизиции — беспощадный сюр.
— Вы не волнуйтесь, — успокоила она колдуна. — Я незаметно выйду.
— Глаза отведёшь? — вспомнила я утренний вопрос Натали.
— Нет, — насмешливо сощурилась мама, — как вы, через крышу полезу.
— Откуда ты знаешь?
— Петрович рассказал.
Теперь понятно, каким образом родительница узнавала все нюансы моей жизни. Нужно будет потом купить сметаны и провести с домовым воспитательную беседу на эту тему.
А для начала, когда мама ушла, а мы уже были почти в дверях, я достала из холодильника банку сгущёнки, открыла и поставила на пол. Подумав, положила рядом чайную ложечку.
Как я поняла, приехав в город, Сокол снял несколько квартир, на всякий случай. Теперь как раз представилось обжить одну из них.
Добирались мы в несколько этапов. На такси доехали до круглосуточного торгового центра, попутно затарившись продуктами, вышли через служебный вход, где поджидала следующая машина. На этой — до какого‑то тёмного двора, через проходной подъезд на соседнюю улицу, оттуда в ещё один двор… Вряд ли мне теперь будут так же нравиться фильмы про шпионов.
Но к полуночи, соблюдая законы жанра, мы появились на конспиративной квартире.
— Тут мило, — с ходу сообщила открывшая нам Натали.
Для сдаваемого в наём жилья тут было более чем мило. Просторная трехкомнатная «сталинка» с балконом и эркером. Неплохой ремонт, не новая, но вполне приличная мебель. На большой кухне — объёмный холодильник, в который мы сразу же выложили свои покупки, газовая плита с электродуховкой и микроволновка. В центре — убранный белоснежной скатертью круглый стол. Даже завидно стало: на моей кухоньке этот нужный предмет интерьера сиротливо жался в угол, а над ним, экономя полезную площадь, скрипел расшатанными дверцами навесной шкаф.
— Не знаю, где вы устроитесь, но большая спальня — моя, — по–хозяйски объявила баньши.
В занятой ею комнате стояла огромная двуспальная кровать, на которую мне удалось взглянуть лишь краем глаза через приоткрытую дверь.
— А эта — моя, — возник на пороге следующей спальни Антон.
Серёжка оценил цветастые обои и письменный стол под окном:
— Кто бы сомневался, что ты займёшь детскую.