Сказки врут!

Перед ним в небольших металлических контейнерах были разложены какие‑то медицинские инструменты, одноразовые шприцы, ампулы. Рядом лежал странного вида нож: блестящее узкое лезвие и потемневшая, растрескавшаяся от времени деревянная рукоять, пузатенькая в середине и сужающаяся к концу, как… Черт, на что же оно похоже?

Мужчина заметил мой интерес к ножу и накрыл его салфеткой.

— Так и знал, что если кто‑нибудь вдруг проснётся, то это будешь ты. — Раздражение в его голосе мешалось с насмешкой.

— Усыпил бы своей магией, чтобы наверняка, — пробурчала я, разглядывая теперь набор щипчиков и скальпелей.

— Так, иди давай, без магии, — махнул он на меня рукой.

А другая его рука, левая — я только сейчас заметила — неподвижно лежала на столе, на расстеленной поверх скатерти клеёнке. И сразу бросился в глаза выбритый на волосатом предплечье квадрат.

— Всё‑таки иногда любопытство — это порок, — сделал вывод Сокол, поняв, что без объяснений от меня не отделаться. — Хорошо. Смотри, раз так интересно. Только орать не вздумай.

— Чего это я должна орать? — спросила я, а в следующий миг уже зажимала ладонью рот, чтобы и правда не закричать: тёмный взял один из скальпелей и спокойно, как колбасу на завтрак, разрезал кожу на выбритом участке.

Потекла кровь, а у меня перед глазами поплыли круги.

— Молодец, почти не боишься, — похвалил, продолжая ковыряться в свежей ране, мужчина. — Не поможешь? А то одной рукой неудобно.

Не отнимая ладони ото рта, и не в силах пошевелиться, чтобы сбежать подальше из этого дурдома, я замотала головой.

— Жаль. А я думал, что могу на тебя рассчитывать в трудную минуту.

Он обтёр кровь марлевым тампоном и поддел какой‑то гнутой лопаточкой вспоротую кожу, на пару сантиметров вогнал железяку в руку — меня чуть не стошнило! — и, кажется, остался доволен. Псих…

— Ася, ты в порядке? Я ничего не чувствую… Если тебя это волнует, конечно.

Когда он подцепил со дна наполненной бесцветной жидкостью баночки выдуренную у Ле Бона монетку и принялся деловито запихивать её себе под кожу, я поняла, что с меня хватит. Заставила себя отвести взгляд от окровавленной конечности и спокойно, совершенно спокойно вышла в коридор… А там уже — вприпрыжку в спальню!

— Наташ! Наташа, проснись! Наташ…

— Чего? — сонно откликнулась баньши.

— Я свихнусь сейчас. Или уже свихнулась. Или не я… Сокол на кухне, распотрошил себе руку, запихнул в неё эту шутовскую монету…

— У–у, мазохист! — протянула она, но мчаться спасать съехавшего с катушек друга не торопилась. — Зачем, спрашивается? Он в Барселоне уже так делал: артефакт под кожу, чтоб никто не догадался. Рана за день заживёт — он постарается, через два дня шрам будет выглядеть так, как будто ему уже лет десять… Но в тот раз хоть смысл был. А монетка? На ней же полкилограмма самое большее незаметно пронесёшь. Может, пистолет?..

Её полусонные рассуждения помогли мне успокоиться и взять себя в руки.

— То есть, это нормально? — уточнила я на всякий случай. — И помощь ему не нужна?

— Почему не нужна? — пробормотала она, переворачиваясь на бок. — Нужна. Одной рукой тяжело… Ты шить умеешь?

Вместо ответа я с головой влезла под покрывало.

В туалет я всё‑таки вышла. Через час или два.

На обратном пути с опаской заглянула в кухню: чисто. Только от мысли, что утром придётся есть за этим столом, меня передёрнуло.

Подошла к двери, за которой спали колдун и Серёжка. Прислушалась, а потом тихонько прокралась в комнату. Серый спал, как обычно уткнувшись в стену. Я мысленно пожелала ему светлых снов.

Сокол лежал на спине. Лицо, даже во сне, напряжённое, губы плотно сжаты, веки подрагивают… Но он не храпел.

Глава 16

— Знаешь, что странно в этой истории? — за завтраком спросила у тёмного Натали.

«Всё», — ответила мысленно я.

За стол, поборов брезгливость, я всё же присела, но лежавшая на тарелке передо мной политая кетчупом сарделька вызывала тошнотворные ассоциации, и мне то и дело приходилось отворачиваться или закрывать глаза.

— Что? — заинтересовался Сокол. С утра он был спокоен и беспечен, а о ночной операции напоминал лишь скрывавший шрам пластырь на его руке, и насмешливые искорки в глазах, когда колдун замечал, как я с одинаковым отвращением посматриваю то на этот пластырь, то на злосчастную сардельку.

— Странно, что наблюдатели ещё никак себя не проявили.

Антон трижды сплюнул.

— И по дереву постучи, — посоветовал тёмный.

— Наблюдатели? — Серёжка догадался, что речь идёт не об официальных наблюдателях от контор. — Что за звери?

В его вопросе не было тревоги и ставшей уже привычной за эти дни нервозности, и меня это порадовало.

— Разные, — хмыкнула Нат. — Есть белые и пушистые, есть серые и зубастые.

— Оборотни?

— И оборотни есть. И не оборотни. И с даром, и без дара. Наблюдательный совет — это как народная дружина, следят за порядком на общественных началах. Вроде и власти, и прав официально никаких, но если прищучат… Хотя я лично не сталкивалась. Но знаю, что Ван Дейк их одно время очень беспокоил.