Но куда лучше положить рисунок? Надо так исхитриться, в таком месте оставить, где его наверняка вскоре заметят. Чтобы у матушки сердце не разорвалось, когда наутро хватятся – а его нигде нет. Но и не совсем рано, а то сразу кинутся искать. Габриэль приотворил дверь и послушал, прильнув к дверной щелке – кажется, все спят. Тихонько прокрался в кухню. Может, подсунуть под ларь с мукой? Нет, матушка тут же увидит – мука для лепешек нужна. Глиняные миски, кувшин с маслом, перевернутые горшки… Под один из горшков? Но неизвестно, когда он понадобится, вдруг через неделю? Положу-ка лучше в корзинку с чесноком, что стоит в чулане – к обеду матушка непременно в нее заглянет. Но их повозка к тому времени будет уже далеко. Габриэль, не раздеваясь, прилег, но мог сомкнуть глаз. Почти до света метался, как в лихорадке… А когда чуть забрезжило, крадучись и стараясь не стукнуть засовом, отпер дверь и вышел. Никого не встретив, благополучно добрался со своим узелком до постоялого двора. Присел около знакомой повозки и стал ждать… Внутри было тихо, все еще спали. Скорей, скорей бы первый луч! Наконец взошло солнце, и они тронулись в путь…
Глава 4
Вот уже год, как Габриэль колесил по свету с циркачами. Больше всего он старался не доставлять им лишних забот и какого-нибудь ущерба. В первое время даже ел, как можно меньше. Но Фокусник это заметил и отчитал: "Не вздумай голодать! Что проку, если ты зачахнешь?" А прок от Габриэля был заметный, он своими рисунками зарабатывал деньги наравне с выступавшими на ковре. В пути, как и остерегал Фокусник, всякие непредвиденности случались. В одном городе властвовал очень строгий епископ, и им велели убираться подобру-поздорову. Было и такое, что пришлось уносить ноги от грабителей. На счастье, в повозке всегда припрятано два пистолета. Один надежный, проверенный, а второй так – пугач огородный, но вида внушительного. И лихие люди их не тронули.
А в общем, жили весело и скучать было некогда. Фокусник ничего Габриэлю не указывал, как расписывать повозку, а сказал – делай по своей мысли. В ближайшем городе он удачно сторговался с церковными мастерами. Габриэль на страх и риск выбрал краски и все, что требовалось. С наслаждением растирал их в пальцах, вдыхал полузабытый волшебный запах… Страх как волновался, начиная свою работу. Но после вошел во вкус – не остановишь. И он не оплошал – повозка удалась на славу! Мариэлла невесомо порхала по канату с ангельской улыбкой. И остальные трюкачи, и даже собачки вышли, как живые. Фокусник был очень доволен, и вообще всем Габриэль пришелся по сердцу. Розали по-сестрински опекала его, а двое кудрявых всячески помогали, когда он рисовал. Одного из них звали Бланше, другого – Нико. Они все время подтрунивали друг над другом и задирались, как щенята, но часу не могли пробыть врозь. А Мариэллу все называли по-домашнему просто Мари, и Габриэлю тоже разрешили. И до того было трогательно произносить ее имя!
Они с ней в несколько дней подружились, будто вместе выросли. Мари принялась учить его грамоте, а Габриэль в благодарность рассказывал ей разные истории. И что когда-то слышал от бабушки, и что запомнил на церковных службах из Священного писания. Вообще, Мари не была набожна, как все они. Многие из библейских рассказов и притч были ей внове. Зато она бережно хранила молитвенник матери в память о ней, хотя почти не раскрывала. Но Габриэля всегда слушала с удовольствием. А он втайне мечтал подарить ей серебряное колечко. Даже утаил немного денег, но все не смел, не решался… Разве можно вот так, будто своей суженой? Да кто он перед ней – такой красавицей, такой желанной? Калека колченогий… Мари была очень ласкова, жалела его по доброте, но и только. Никогда в жизни не был он так счастлив, как возле нее. И никогда с такой болью не саднило в душе. Не прежней тупой тоской, а острой иглой в самое сердце.
После ужина они с Фокусником сидели на постоялом дворе около своей повозки. Фокусник покуривал трубку, а Габриэль просто так, рядышком, к табаку он еще не пристрастился. Все давно улеглись спать, а они тихонько разговаривали да поглядывали на южное небо… А звезд было видимо-невидимо, и чудо, каких ярких! Фокусник для ночлега обычно спрашивал две комнаты, одну – для Мари и Розали, вторую – себе и маленькому Лукки. Ради уважения от хозяина – чтоб не считал их за табор, и чтобы красавицы были под приглядом. А мужчины ночевали в повозке. Фокусник старался себя не ронять, и никогда не показывал фокусов просто для потехи постояльцев. Только если развязанные кошельки опережали просьбы.