Сказки Золотого века

Принимаем вас с распростертыми объятиями. Обнимите друзей ваших и с тем вместе почитателей искренних вашего великого таланта. День нынешний, прекраснейший для вас и для нас, да будет залогом любви, согласия и единодушного стремления всех художников русских к единственной цели: совершенству во славу отечества и к преуспеянию русской художественной школы.

- Лучше не скажешь, батенька! - промолвил Крылов.

Все бросились приветствовать художника, которого многие из них знали и помнили с его детских лет, проведенных в стенах Академии. Один из учеников, которого будет отличать Брюллов, Мокрицкий, оставивший воспоминания, все это видел случайно, вошед ошибочно из парадных дверей в залу, в которой, полагал, собрались ученики. Но, увидя себя не на своем месте, он стал за колонною, а когда вошел Брюллов и собравшиеся здесь все обратились к нему, тогда он тихонько убрался из залы и вошел в античную галерею, где собраны были воспитанники, с нетерпением ожидавшие знаменитого гостя.

- Ну, что?! Эй, Мокрицкий, ты откуда взялся? - закричали ученики, которых построили вдоль стен с обеих сторон, а за ними возвышались изваяния богов и богинь Древней Греции. Отдельно стояли музыканты и хор из тех же учеников.

- Скоро ли?!

- Сейчас, сейчас, - и тут дверь широко раскрылась, и показался Брюллов, которого многие из учеников увидели впервые, но наслышанные о нем с тех пор, как оказались в стенах Академии; ведь здесь находилась знаменитая "Афинская школа" Рафаэля, копия, над которой не один год работал Брюллов в Риме, чтобы оправдать свое долгое пребывание в Италии и учась непосредственно у одного из самых прославленных художников эпохи Возрождения. Но если ученики давно привыкли к "Афинской школе", да копия была столь превосходна, что казалась кисти самого Рафаэля, то появление в стенах Академии картины "Последний день Помпеи" стала для них необыкновенным событием, а имя художника столь же овеянным славой и легендой, как ренессансных мастеров.

Величавая галерея, наполненная антиками, имела праздничный вид; казалось, самые статуи, игравшие важную роль в художественном образовании юного Брюллова, принимали участие в неслыханном доселе торжестве.

- Это Брюллов?! - живейшая реакция учеников на их лицах была красноречивее всяких слов и восклицаний. Вошел Брюллов, небольшого роста, хорошо сложенный, с превосходной головой, точно с ожившей античной скульптуры, с вьющимися белокурыми волосами, голубоглазый, во всей силе молодости и гения, за которым, как некогда за Рафаэлем, следовала свита из именитых лиц и художников.

Оркестр грянул, поначалу даже весьма нестройно из-за волнения и усердия, но вскоре все лучше и гармоничнее зазвучала музыка. Из хора учеников выделился один, как корифей из древнегреческой трагедии, так и назовем его.

              К о р и ф е й
    Везувий - о, природы гнев! -
    В прыжках могучих, точно лев,
          Несокрушимым Роком
    Несется огненным потоком.
                   Х о р
    Сгорает жизни цвет - весна,
    И лавы бешеной волна,
          С щипящей пеной пепла,
          Живую плоть испекла
    В сосуд бесплотный, как душа,
    Что замерла здесь, не дыша,
    Ребенка, старца, юной девы
    В изгибах тела, как напевы
          Орфея по жене, -
         Исчезла жизнь в огне!
               К о р и ф е й
    Но мощь стихии не сокрыла,
    Скорей под пеплом сохранила
    Дворцов основы и гробниц,
И позы заживо сгоревших лиц.
                    Х о р
    О, чудо! Проступает древность,
    В нас пробуждая, право, ревность
    К красе своей, как зов любви,
           С кипением в крови,
    Пускай за миг всего до смерти.
    И кисти лучшей нет на свете:
           Как по весне цветы
    Являют облик жизни и мечты.
           И это - как знаменье
           Искусства Возрожденья.
              К о р и ф е й
    О, наша радость и любовь!
    Да здравствует Брюллов!
                       Х о р
           Вознесший русский гений
           До высших устремлений
           И мысли, и искусств,
           Источник добрых чувств.
                    К о р и ф е й
           "Последний день Помпеи".
                        Х о р
    О, страх! Но вдруг на нас повеет
    От беззащитной наготы
    Щемящей мукой красоты,
    Что лечит душу от страданий
            Восторгом от созданий.
    О, гордость наша и любовь!
    Да здравствует Брюллов!