— Добрый старый Полидект... «Излишнее расточительство в добру не приводит», — пробормотал Перси. — Какую же такую измену совершил твой брат, если царю пришлось издавать специальный закон?
Агесилай сосредоточенно изучал пряди своей бороды. Судя по разочарованию, с которым он, наконец, оставил бороду в покое, никакой больше живности в ней не обнаруживалось.
— Видишь ли, юноша... Мой брат был придворным поваром. Само собой разумеется, он был одновременно и палачом. Вчера ночью у него произошла какая-то ошибка — возможно, он забыл смазать котел жиром. Короче говоря, дело в том, что после казни наш большой котел треснул.
— Треснул?! Ты хочешь сказать, им больше нельзя пользоваться?
— Именно это я и имею в виду. Треснул, как орех. Ну конечно, тебе смешно! Но позволь мне поставить тебя в известность: этот котел был гордостью Серифа! Он был, изготовлен не из бронзы, не из серебра или золота, а — хочешь верь, хочешь нет — из чистого
Перси размышлял о вчерашнем пророчестве Гермеса. Вероятнее всего, тут был не столько случай точного предсказания, как пример открытого саботажа. Он усмехнулся: по крайней мере, котла можно больше не бояться!
— А что это за ходячее пресмыкающееся? — спросила Энн.
Она молча сидела рядом с Перси, пока тот разговаривал со стариком Агесилаем. А потом вдруг пожала Перси руку, давая понять, что тоже надеется, что предсказания Гермеса сбудутся.
— Это не просто объяснить, — медленно проговорил Агесилай. — Скорее всего они полностью вымерли пятьдесят или сорок лет назад. Еще во времена моего прадеда их оставалось совсем мало и становилось с каждым годом все меньше. Они напоминали пифий, которые, как известно, помогают оракулам, или некоторых из мирных морских змеев. Но они были умнее и тех и других. У них были ноги. А есть свидетельства, что были и руки. И они бродили повсюду и творили чудеса. Мой дед рассказывал, что они научили нас делать горшки, и...
— Эй, Агесилай!
Все трое взглянули вверх и увидели веревочную лестницу, которая, раскачиваясь, спускалась в яму. Наверху, нетерпеливо жестикулируя, стоял коренастый человек.
— Пора бум-бум, Агесилай. Давай-ка побыстрее, хорошо? Сегодня днем будет представление, и нам нужно еще привести в порядок арену.
— Ваша жизнь, похоже, состоит из одних развлечений, — мрачно заметила Энн, взглянув на Перси. — Все время какие-нибудь представления...
— Поймите нас правильно, — проговорил старик, подходя к лестнице. — У нас на острове очень много народа, и уже два поколения не было серьезных войн или эпидемий. А что может быть лучше для сокращения нашей численности, чем интересные казни? Полидект называет это «Контроль Народонаселения с Улыбкой».
— Ну понятно, — кивнул Перси. — Вот почему мы-называем его «Царь-Юморист Полидект».
А чуть позже и Перси приказали подняться по веревочной лестнице: он был приговорен к сражению на арене с чудовищами, которых предоставит управляющий зверинцем. Полидект, по всей вероятности, пребывал в особенно мрачном настроении — его уже не интересовал даже прием в тронном зале, неизбежный при вынесении приговора. Он сидел развалясь на своем троне, в окружении наложниц, и хмуро уставясь в стену. Один из придворных сообщил Перси о его участи.
С задумчивым видом Перси сидел в каморке смертников, прикасаясь время от времени к мешочку, спрятанному под накидкой из овчины. И вот к нему втолкнули Энн.
— То же самое, — сказала она. — Нас собираются казнить вместе. Будем молиться и надеяться, что этот Гермес знает, что говорит.
— Но тебя-то за что?! — удивился Перси. — Что ты сделала? Не могла же ты попасть на скамью подсудимых за единственную свою ошибку — что родилась на белый свет!
— Видишь ли... Меня привезли сюда с другого конца острова... Я должна была пополнить гарем Полидекта.
— И как же ты из этого выпуталась?
— Да никак... Боюсь, я просто-напросто не прошла конкурс. Царь решил, что я не очень пухленькая. Однако, — добавила она, яростно скрипнув зубами, — думается мне, что его настроила против меня эта ревнивая кошка Тонтибби. — Энн вдруг рассмеялась. — О, нет, не пугайся, Перси! Я вовсе не стремилась попасть в гарем. Но пойми: для любой девушки оскорбительно, когда ей говорят, что она недостаточно хороша. И это в то время, когда вокруг буквально кишат толстые грязные бабы!
Ближе к вечеру им дали по горсти сушеных фруктов. Они все еще жевали этот скудный и невкусный ужин, когда им возвестили, что пора выходить на казнь.