Сказочная Саня

–Саня, Сашенька, открой маме дверь, там замок щёлкнул, открой пожалуйста! – звал и гнусавил голос матери, Саня её сразу узнала.

– Ой, мама, а тут закрыто… – лукаво сказала девочка и после этого звонко расхохоталась.

Сане всё это сначала показалось игрой и она думала, что мать шутит. Она посмеялась ещё пару минут, пока голос Маргариты Викторовны совсем не осел и не перешёл на рыдания. Она плакала, умоляла открыть, кляла Бога и своего мужа, а самое главное ужасную квартиру. Сане через дверь или через гены матери передалось эта тревога и отчаяние и она уже в слезах крутила и вертела задвижку, но та не подавалась, ключом пользоваться Саня не умела, и найти его не могла. В такой животной и не нормальной панике они провели ещё около двадцати минут, попеременно успокаиваясь и начиная снова, пока с работы не пришёл Николай Игоревич. Он быстро открыл дверь, буквально внёс Маргариту Викторовну на руках, положил её на большой раскладывающийся диван, на котором они спали, и начал успокаивать. Саню он не то чтобы не заметил, но состояние жены пугало его на много больше. Саня же смотрела на все происходящее, почти не моргая и не понимая, всё было как во время пожара, когда везде очень громко звучала сирена, люди бегали, паниковали, а она просто стояла в центре пламени и смотрела на них. Она не проронила ни звука.

Приехала скорая помощь, которую, как и отца Сани, вызвала соседка. Маргариту Викторовну быстро осмотрели, насколько это вообще было возможно и сказали, что её срочно нужно забираться в больницу. Саня мало запомнила их разговор с отцом, она видела лишь тревогу и волю на его почему-то сером, будто бы окаменевшем лице. Когда бьющуюся и всхлипывающую Маргариту Викторовну, наконец, погрузили в скорую помощь и увезли куда-то, отец обратил внимание на дочь. Он взял её на руки, что делал очень редко, и, держа её одной рукой, вытер ей слёзы и лицо.

– Саня, моргни, ты слышишь меня? – позвал Саню его голос и она будто бы очнулась.

Первое что она хорошо запомнила – это улыбка отца, улыбка сквозь слёзы на пепельном лице, видно было, что давалась она ему с трудом.

– Всё кончилось, всё хорошо, маму осмотрят, дадут таблетки и отпустят, я буду с ней. Обещаю, – говорил он, глядя ей прямо в глаза, – а ты пока собирайся к бабушке, поживёшь немного у неё.

После этих слов Саня слезла с рук отца, собрала игрушки, а он собрал ей одежду. Всё уместилось в большой старый туристический рюкзак, который всё время лежал под диваном и являлся для Сани воображаемым чудовищем. Когда всё было готово, отец посадил её на заднее сиденье свой старенькой «нивы» и завёл мотор. Тогда ещё Саня не знала, что видит эту квартиру в последний раз.

У Катерины Владимировны отец немного задержался, они о чём-то приглушённо разговаривали в зале, а Саня не могла, да и не хотела их подслушивать. Она тихо опустилась на табурет на кухне, машинально нашла канал, на котором шла детская передача, и деревянным взглядом уткнулась в экран. Ей не была интересна передача, ей были интересны вопросы у неё в голове, главный из них был: что с мамой? Было, конечно, и множество других, но всех их объединяло то, что на них она не получила нормального, взрослого ответа и лишь когда прошло время смогла обдумать и решить их сама с собой.

У бабушки Саша жила почти до октября. Катерина Владимировна занималась ей как могла, благо времени у неё было много. Она проводила с внучкой много времени, готовила её к школе и даже придумала расписание, по которому они жили. Отец в это время занимался продажей старой квартиры, покупкой новой и ремонтом в ней, он редко появлялся у Катерины Владимировны дома, но иногда приносил Сане новые игрушки или книжки. Детский сад пришлось бросить, Саня так и не была на прощальном утреннике, и не сказала никому из своих друзей и подруг пока. Жизнь её слишком быстро изменилась и потекла совсем по-другому.

Мать она увидела только в ноябре.

Глава 5

Учебный год начался с самой обыденной и традиционной школьной линейки. Для Сани это уже не казалось столь важным и серьёзным событием, бабушка хорошо её подготовила, обо всём рассказала и объяснила как себя вести. Никаким приятным и завораживающим секретом и не пахло, в нос бил лишь запах догорающего лета. Был обыденный, по-летнему тёплый день, перед новым, выкрашенным приятной, но строгой кремовой краской, фасадом школы собрали детей, их родителей и учителей. Кто-то важный, возможно директор, в чистом тёмном костюме говорил какую-то речь о том, как он рад новым лицам, стремящимся к знаниям, и о том, как он горд и не хочет расставаться с уже полюбившимися ему учениками.