Та пыталась возражать, что Белла не имеет права уволиться без отработки, на что она ответила, что договорённость была на два месяца, которые истекли, как и зарплата, неделю назад: настаиваете на продолжении трудовых отношений – платите.
Москва встретила их снегом, а Гимлин – детской одеждой. Он влетел в вагон, как только сошли самые нетерпеливые пассажиры. Белла вздохнула с облегчением и стала переодевать детей, на которых уже натянула сорок одёжек, а на лёгкую куртку Ромы даже надела свою ветровку, которая на нём выглядела длинным плащом. Наблюдая за этим, Гимлин очень недобро покосился на тёщу в мехах, купленных, кстати, в Минске. Впрочем, он любезно предложил подвезти её до дома. А Беллу пригласил в гости. Она решительно отказалась, но он продолжал настаивать. Умолял буквально о двух днях для адаптации детей. Она согласилась после того, как дети заревели, но отчасти и из-за отвратительной погоды. Искать жильё и работу в этой промозглости не хотелось.
Лев Михайлович на романтического героя не тянул. Роста он был ниже среднего, упитанности выше среднего, и всё это при кривых коротких ногах. Невозможно было представить, как он смотрелся рядом со стройной красавицей Людмилой. Прямо Черномор! Белла подумала, как щедра природа к его сыну, который взял от внешности отца самое привлекательное – глаза, а остальное – от красавицы-матери.
До дома они добирались часа полтора. Дети почти сразу задремали, а Гимлин принялся расспрашивать Беллу о лечении, которое они получали. В этом разговоре он показал себя заботливым отцом, прекрасно знающим всё о здоровье детей. Удивило только, что он спросил о почках падчерицы.
– В её карте ничего подобного не было!
– Ну, как же, – возразил он. – А ночной энурез?
– Я с детьми больше двух месяцев, – пожала плечами она. – Ни с кем из них ни разу подобного не было. Сон у обоих крепкий, пушками не разбудишь.
Лев Михайлович недоумённо взглянул на неё.
Дома их первой встретила его мать Мария Давыдовна и заявила с порога сыну, что уволила няню. Судя по печальному вздоху сына, увольнение было ожидаемым.
Семейству Гимлиных этот большой дом был тесен. В нём проживали кроме Марии Давыдовны и Льва Михайловича, не считая Люды и Ромы, ещё пятеро детей. Двое сыновей от первого брака и шестимесячный младенец, по поводу которого Белла постеснялась спросить, но на следующий день приходящая кухарка просветила, что его хозяин со своей секретаршей прижил, из-за чего, собственно, Людмила и смылась. А секретарша, явившаяся сюда с целью закрепиться на местности, оценила обстановку, сунула в руки несостоявшейся свекрови своего сына и скрылась в тумане. Ещё двое детей, девочка-подросток и девятилетний мальчик, остались Льву Михайловичу от погибшего в автомобильной катастрофе вместе с женой брата.
Хозяйские дети с самого начала повели себя с ней по-хамски. Самая старшая, Марта, стала к ней цепляться, мол что за фамилия чудная и имя дурацкое. На это Белла спокойно ответила ей, что фамилия у неё простая именная, а имя, конечно, претенциозное, но ведь и страшной её не назовёшь. Белла значит красивая, а Марта – хозяйка. И Белла Родионовна по классическим канонам не красавица, но ведь и Марта пока ничему не госпожа. А вот их фамилия, наверное, взята из Толкиена. По реакции девочки поняла, что Толкиена она не читала и поглядела на неё с фальшивой жалостью:
– Странно, более-менее продвинутая молодежь Толкиена чуть ли не наизусть знает, ну разве кроме «Сильмариллиона», эта книга не для среднего ума. Но кино-то хоть смотрели? Гном там был по имени Гимли. Гимлины – семейство гномов.
Это прозвучало оскорбительно. Больно уж они были на гномов похожи, такие же, как глава семьи, толстенькие, ноги коротковаты и кривоваты. Но Белла сильно обозлилась на них, когда Людочка заплакала, увидев, что за время её отсутствия были отрезаны уши у её любимого зайца. И сделано это было не из озорства, а по злобе, стоило лишь взглянуть на выражение злорадства на лицах старших детей. Не потому ли следующим утром, когда горничная пришла убираться в комнатах, Белле пришлось выскочить из ванной, куда она зашла, чтобы набрать воды для полива цветов. Горничная что-то сердито заорала в спальне Люды и Ромы. Оказалось, что она грубо попрекала девочку, чья постель оказалась мокрой. Белла коротко приказала ей замолчать, но горничная, которая в этом доме работала много лет, только грубо отмахнулась. И тогда Белла с размаху выплеснула ей в лицо весь кувшин:
– Ваша работа – прибраться. А воспитывать детей будут родители и учителя, лечить – медики. Кто на что учился!
Марье Давыдовне, прибежавшей по жалобе горничной, она сказала:
– Она орала на ребёнка. Не знала, что у вас это принято!
Старухе её самоуправство не понравилось, но возразить было нечего. Да и прибежавший следом Лев Михайлович сурово зыркнул на зарвавшуюся тётку, а девочку погладил по головке:
– Ничего, детка, собирайся в школу.