«А за чудовищем ли?» – он поглядел на старого серкт напротив, – «несчастное, безумное создание, вот кто она».
– Что ты будешь теперь делать, Хофру? – зашуршал вкрадчивый голос жреца, – что тебе делать со всеми тайнами серкт?
– Я... – он запнулся. Ощущение было такое, словно упал в стремнину, и ледяная вода несет, бьет о камни... Все быстрее, к неотвратимой гибели.
Хофру хрустнул пальцами. Нет, так нельзя. Если прислушиваться к мрачному шепоту собственных чувств, то можно и ума лишиться.
– Я буду помогать тебе, Говорящий, – твердо сказал он.
Жрец молча кивнул.
Но в самый последний миг Хофру почудилась злая насмешка в его черных глазах.
Первым делом он вымыл полы в башне. Не самая лучшая работа для жреца столь высокого ранга – собирать гниющие остатки мяса, а затем мокрой тряпкой тереть шершавые плиты. Но в отличие от Говорящего, Хофру не выносил грязи и вони – а воняло здесь так, что к горлу то и дело подкатывала тошнота.
Царица... Ну, или сущность, как назвал ее Говорящий, на протяжении всей уборки молча и неподвижно просидела у стены. Она хлопала длиннющими ресницами и смотрела на Хофру совершенно бессмысленным взглядом. Только единожды сущность изволила шевельнуться – когда Хофру возил тряпкой по полу в опасной близости от ее изящной ножки. Клацнули острые зубы, но жрец оказался проворнее и отскочил, оставив двойнику Териклес клок рукава.
«И ведь правда, она совершенно безумна! Прав Говорящий, прав...».
– Пошали у меня, – он погрозил ей пальцем.
В ответ сущность показала ему язык и начала гримасничать.
Хофру вздохнул, взял ведра и непочтительно вывернул грязную воду в бездонный колодец башни Могущества. Всплеска он так и не услышал – видать, корни башни уходили в самый центр этого мира.
Затем настало время трапезы: Хофру достал из мешка хлеб и жареное мясо, положил все это в глиняную миску и осторожно пододвинул к замершей сущности. Она почесалась – «и ее бы помыть не мешало» – затем принюхалась и схватила кусок жаркого. Хлеб так и остался лежать нетронутым.
– Ну, как хочешь, – проворчал жрец.
Он собирался уходить, но еду оставил. А на следующее дежурство решил все-таки помыть и саму «иррациональную часть» Териклес. Не потому, что воспылал жалостью к безумному созданию, а потому, что привык всю порученную работу выполнять хорошо. Именно это его качество и было одной из причин столь быстрого продвижения по храмовой иерархии.
«Да и вонять от нее будет куда меньше», – думал он, шагая через площадь к храму.
...Как выяснилось, мыться сущность не желала ни под каким предлогом. После того, как Хофру гонялся за ней по всему ярусу, а она удирала где на четвереньках, где на полусогнутых, помыв закончился обливанием из ведер. Сущность обиженно заверещала и полезла кусаться, так что Хофру пришлось применить кое-какие приемы из арсенала жрецов, чтобы утихомирить разбушевавшуюся бессмысленность. Усмирив брыкающуюся девицу, он даже ухитрился натянуть на нее холстяную рубаху – прекрасно понимая, между прочим, что все это делается зазря и никто его стараний не оценит.
– Ну, счастливо оставаться, – буркнул он на прощание. И снова заторопился в храм.
Еще несколько вечеров прошло без изменений. А на десятое дежурство Хофру сущность преподнесла ему сюрприз: когда жрец собирался уходить, она молниеносно подскочила и, вцепившись пальцами в рукав, четко произнесла:
– Па-па.
Хофру явственно ощутил, как на затылке зашевелились волосы.
А сущность, умильно хлопая ресницами, не умолкала.
– Па-па-па-па-па!
Вмиг покрывшись ледяным потом, жрец вглядывался в темные, словно вечная ночь, глаза. Они – хвала Селкирет! – по-прежнему оставались бессмысленными.
«Тьфу. Да она просто произносит звуки. Она ведь не немая, в конце концов», – заключил Хофру и, аккуратно высвободившись, попятился к лестнице. Повернуться к сущности спиной жрец почему-то не осмелился.
О происшедшем следовало доложить Говорящему. Уж ему-то лучше знать, что делается! Молчала, молчала – и залопотала. Как маленький серкт, только-только вступающий в жизнь, жадно ловящий окружающие его звуки и образы.
«Но взгляд у нее не изменился», – напомнил себе Хофру, – «Это была случайность и только. Хорошо бы проверить еще раз».
И он ничего не сказал Говорящему-с-Царицей, решив дождаться следующего «дежурства».
... – Не хочу, – глядя на Хофру все тем же бессмысленным взглядом, медленно произнесла сущность.
Кровь вмиг отлила от сердца: шел ведь с надеждой, что происшедшее больше не повторится! И что?
Прислонившись к стене, сущность указывала пальцем на миску с куском сырого мяса. Его наверняка оставил Говорящий, когда наведывался в прошлый раз.
«Любопытно, а ему она ничего подобного не говорила?» – медленно, ленивой рыбиной, проплыла запоздалая мысль.
– Убери, – потребовала сущность, – я больше не буду есть то, что приносит старик.
«Всевеликая Селкирет! И говорит-то как складно! И как же быстро она этому научилась...» – Хофру вдруг стало жутко. Оттого, что сущность, оставаясь