Сказочник

…Я осторожно беру с подноса чашку чая. Выглядит как чудовищная бурда и таковой является — ибо заварен пакетиком. Чашка с коричневым ободком по краям, чувствуется, её мыли ещё при испанских колонизаторах Калифорнии. Гении очень часто рассеянны, им комфортно в полном хаосе. Этот — не исключение.

— Вам нравится?

У него старческий, дребезжащий голос. Но звучит, словно музыка.

— О, чай великолепен, — польстить гению никогда не повредит. — Должна сказать, что я ваша большая поклонница. Для меня огромная честь — забрать вашу душу.

Я — в облике прекрасной семнадцатилетней девушки. У меня пышущее свежестью личико без капли румян, на голове веночек из цветов, и я вся-вся такая няшечка. Платье простенькое, в синий горошек, и я босиком — так, знаете ли, романтичнее.

— Вижу, вы читали мой рассказ «Смерть и дева», — смеётся Рей Брэдбери. — Чертовски лестно. Там Смерть пришла за старушкой в образе прекрасного юноши, а вы явились в виде моей первой любви. Интересно, вы тоже мечтаете переспать со мной?

Я давлюсь чаем — честное слово, непроизвольно. Эти фантасты как чего скажут — не поймёшь, шутят или нет. Хуже только философы. Пока я Эммануила Канта провожал в Бездну, он мне весь мозг по дороге съел, беседуя на тему — есть ли я тот, кем я являюсь? К концу пути я сам был бы рад утопиться в Бездне, лишь бы он заткнулся.

— Э-э-э… простите, нет, мистер Брэдбери.

— А у вас, леди Смерть, когда-нибудь был секс со знаменитостями?

— У меня в принципе ни с кем не было секса, — мямлю я, догадываясь, как сейчас пунцовеют мои щёки. — И какое отношение эта тема имеет к текущей ситуации?

Тут я сделаю отступление. Вам, разумеется, будет трудно со мной согласиться, но в вечном существовании есть веский минус. Вот ты приходишь за человеком, которому всего-то от роду 90 лет — по сравнению с твоим миллионом это даже не новорожденный младенец, а фактически сперматозоид. А ты всё равно испытываешь к нему уважение, и даже, страшно сказать, пиетет. Такие люди обычно спокойны, рассудительны и поджидают Смерть давным-давно. Желать от них почтения или преклонения не стоит. Но Бредбери, по крайней мере, вежлив.

— То есть вы девственница? — спрашивает он с такой жёсткой задумчивостью, что кажется — дай ему волю, он отправил бы меня на гинекологическое кресло.

— Можно и так сказать, — бурчу я. — Интересно, а что вы от меня хотите, мистер Брэдбери? Мне довольно трудно подобрать себе пару, поскольку я создана в единственном экземпляре. И пусть я выгляжу в данный момент человеком — я им не являюсь. Я могу стать и демоном, и скелетом, и чудовищем, чешущимся от количества рогов, — моё тело подвергается любой трансформации. Существа, подобного себе, я за время моей работы на Земле не встречала. Не факт, что мы бы поженились — но, по крайней мере, я смогу протестировать его на совместимость.

Он поднимает седые брови и морщит лоб.

— Значит, я не ошибся, представляя вас молодой особой, исполненной красоты? Прекрасно. А вы, леди Смерть, помните, как выглядели в самом начале?

— Технически это было сложно запомнить. — Мой девичий голосок звенит в затхлой комнатушке, пока я давлюсь ужасным с виду чаем. — При моём появлении на свет зеркала отсутствовали. А в воду я не смотрелась много лет — опасалась, увижу кошмар. Увы, попросту не знаю первоначального облика: я сменила его много раз.

Комната классика вся в пыли — и это, смею вас заверить, не простая пыль, а многослойная. Пожелтевшие книги, исцарапанные диски и целых пять (!) пишущих машинок — человек, создавший «Марсианские хроники» и «451 по Фаренгейту», никогда не включал компьютер. У Рея Брэдбери нет водительских прав и он боится летать. А ведь мэтр — творец миров. Созданных здесь, в убогих комнатушках дома, увитого плющом, в криминальном районе Лос-Анджелеса: если таксисты едут сюда ночью, они блокируют дверцы машин. Я ловлю себя на мысли: мы в чём-то схожи. Я тоже построил по теневому кирпичику собственную вселенную, чьи особенности фантасту скоро предстоит увидеть. Надеюсь, ему будет любопытно. Однако мне пора вклиниться с вопросом, а то ведь опять перехватят инициативу.

— Мистер Брэдбери, вы верите, что на других планетах есть жизнь?

С замиранием сердца жду ответ. Точнее, ждал бы — будь у меня сердце.

— Раньше я не сомневался… — грустно отвечает классик. — Когда писал «Марсианские хроники», это было в сороковые годы, земляне не летали в космос. Я искренне верил: мы обязательно построим колонии на Марсе, там расцветут сады, — но вместо марсианских колоний люди предпочли создать сериал «Санта-Барбара» и микроволновки. Потом на Марс прислали робота: как в моих книгах, он показал — марсиан нет. И может быть, никогда не было. Современное человечество почти не интересуется космосом. Знаете, как-то немудрено, что я умер. Сложно тут жить.