Сказочник

Я делаю взмах чёрными крыльями, вокруг нас поднимается ветер, гремит гром. Тут вы опять меня осудите, хотя положа руку на сердце: кто из вас не любит дешёвые понты и дорогие спецэффекты? Крылья сформированы мной впопыхах, но вряд ли он заметит.

— Я забираю твою душу, — объявляю я. — Прими судьбу, как положено воину.

Он идёт за мной к берегу Бездны, шатаясь, как пьяный. Пару раз спотыкается, но в целом, для призрака, при жизни утратившего большую часть мозга, руку и половину ребёр, парень ведёт себя прилично. Завидев Бездну, он молчит, глядя в её маслянистые воды.

— Девственниц точно не будет? — на всякий случай уточняет амир аль-Нури.

— Да вот как-то не повезло тебе с ними, — зеваю я, в то время как горизонт разрезают проблески молний, а воды Бездны издают зловещее шипение. — Сам посуди — откуда их взять-то столько? На тот свет далеко не все женщины прибывают целомудренными, плюс давай исключим старушек и младенцев, — а мучеников за веру в последнее время катастрофически много. Не удивлюсь, если в вашем раю уже тотальный дефицит гурий: введены талоны, праведники мнутся в огромных очередях, а запись на тысячу лет вперёд… Вряд ли кто-то из мучеников обслуживается по блату.

— Хватит, аль-Маут! — стонет аль-Нури, упав на колени. — У меня голова сейчас лопнет!

— Уже, — любезно улыбаюсь я ему. — Ещё вопросы есть? Нет? Счастливого пути.

…Дождавшись, пока Бездна поглотит душу амира, я поворачиваюсь, и… едва не врезаюсь в своего шофёра. Честное слово, не будь я Смертью, сейчас бы перекрестился.

— Какого хрена ты тут делаешь?!

— Э-э-э… сэр, я подал вам «мустанга», сэр.

У него зуб на зуб не попадает. Нервная личность. Есть в этом нечто абсурдное — бояться Смерть ПОСЛЕ смерти. Хотя, по справедливости, не он один такой. К теневому миру обычные косари и сотрудники (те, кто не забирает души, но входит в обслуживающий персонал офиса — шоферы, счётчики, секретари) привыкают быстро, а вот Бездна страшит своей неизведанностью. Но мой шофёр весьма нестандартная тень. Я сажусь в «мустанг», он заводит машину, — заметно, как трясутся руки. Постоянно оглядывается, в зеркальных тёмных очках — моё отражение. Автомобиль взмывает в воздух — строго вертикально, — и делает плавный разворот.

Я доволен. Не у каждого в этом мире водитель — Элвис Пресли.

Глава 5 Смерть и Элвис (полёт между Дамаском и Санкт-Петербургом)

…Я не скажу, что путь долгий, но в то же время не назвал бы его коротким. У «мустанга» конкретно моей загробной модели скорость побольше «конкорда» — обычный самолёт летит из Дамаска в Питер пять часов, я же вполне управляюсь за тридцать минут. Знаете, это выгодно — оставлять в призрачном мире передовых учёных, не отпуская их в Бездну. На меня работают Эйнштейн, Туполев, масса других крупных и мелких специалистов. И, как видите, дела идут отлично. Конечно же, я и сам в состоянии переместиться в любую точку Земли. Раньше я так и делал, но сейчас, увы, понимаешь — иногда необходимо поработать на имидж. Британская королева часто ездит в карете с лошадьми в упряжке и лакеями на запятках. Я действую примерно так же, хотя это и вгоняет меня в грусть. Смерть стала заложником мифов человечества о ней. А потом? Тут всё меньше и меньше людей верят в богов, скоро скажут — никакой Смерти не существует, мы попросту перемещаемся в другую биосферу.

И что тогда делать?

По-вашему, я зря волнуюсь? Напрасно. Вы только посмотрите, что сделал атеизм с миром живых. Стоит человечеству перестать верить в кумиров, как оно автоматически сходит с ума. Рим прекратил чествовать Юпитера — и лёг, как шлюха, перед толпами варваров. Русские пошвыряли истуканов Перуна и Даждьбога в реки, — и монголы паровым катком раскатали мелкие княжества Руси. Ацтеки наплевали на Кетцалькоатля, обратившись в католичество, — где теперь их держава? Нет-нет, и не уговаривайте. Если этим существам так нужно, я ещё поработаю клоуном в чёрном плаще. В конце концов, мне не привыкать.

Я кидаю скучный взгляд на водителя. О, давно хотел ему сказать…

— Меня всегда поражало, почему твоя музыка была популярна.

— Я сам этому удивлялся, — быстро соглашается он. — Но утверждали — мой голос хорош.

Я довольно щёлкаю шейными позвонками. Машина несётся, пронизывая облака. На борту — Смерть и Элвис. Имейся у меня талант, я сочинил бы песню с таким названием.

— Да, сейчас это редкость, — подтверждаю я. — Современные напевы звучат настолько вторично и убого, что самой Смерти хочется сдохнуть после первых аккордов. Когда я заберу души Джастина Бибера или Ваенги, то заставлю обоих три года подряд крутить свои же песни. Вот тогда им легко поверится в существование ада. С сотворения мира я переслушал слишком много хитов. Вот как ты думаешь, что за музыка мне нравится?

— Вам должно быть по душе нечто мрачное, сэр, — отвечает Элвис своим фирменным голосом, обеспечивавшим куче девушек первый оргазм на концертах. — Такое вот… вроде Вагнера или симфоник-метал. Зловещее и завораживающее, с запахом Средневековья…