– Вот вы устроились, – вздохнул он, приложив ладонь к свастике на виске. – Хачи, чурки, азеры. Даже здесь на русском горбу сидите. И чё вас сразу в Бездну не шлют? Я думал, вы на том свете давно сковородки лижете. Это не загробный мир, а херня вообще.
– Затвори хлебало, – угрюмо попросил чеченец. – Я был уверен, что в рай попаду, – и уж гурий с твоей мордой в Эдеме никак не ждал. Ладно, чего тут… Как тебя зовут?
– Иван.
– А меня – Ваха.
– Да мне по хрену.
– Вот и иди в жопу.
Утратив нить беседы,
Официант-турок поставил в разных углах столика два кальяна с перцем чили.
– Хреново, – вздохнул Иван. – Пивка бы, а? Ноль удовольствий, когда сдохнешь.
– А мои семьдесят девственниц где? – махнул рукой Ваха. – Говори, чего хотел.
Скинхед затянулся жгучим дымом и перегнулся через столик.
– Морду тебе я разбить бы хотел, – мечтательно сообщил он. – Не поверишь, так хочется рыло твоё начистить, ну как пенок от варенья в детстве! А на деле, мля, я даже плюнуть не могу, и на душе кошки скребут. Только счастья и осталось, что хачем назвать.
– А думаешь, мне легко? – вскинулся Ваха. – Тебя ж, суку – ни взорвёшь, ни зарежешь!
Он также вдохнул дым – с полным остервенением.
– Мож, лучшие времена скоро наступят, – осклабился Иван. – Короче, слушай сюда. Мне сорока на хвосте новость принесла, а потрепаться не с кем. Друганов в Небоскрёбе не встретил: кто умер, тот, похоже, в Бездне плавает. Скорефанился я тут с секретаршей Мака… Микки… Маккия… Тоже видать, хач, без стакана фамилию не выговоришь: в общем, мужик – директор всего Небоскрёба, правая рука Смертыча. А секретутка из телефонисток вермахта – клёвая тёлка, в сорок первом замёрзла насмерть под Ленинградом… Вместе уже курить ходили… Ух я бы её в углу прижал –
– Кто?! – вытаращил глаза чеченец.
– Википедию почитай, блин. Творец всего, включая птиц и этих… кроликов.
Ваха в панике затянулся красноватым дымом.
– Аллах?
– У тя мысли в ином направлении, кроме мечеть-овца-кинжал, работают? Не знаю. Может, Аллах, может, Иисус, может, Будда… Да хоть бы Ярило. Факт, что он ВЕРНУЛСЯ. Смекаешь, Смертыч сразу из офиса пропал? Может, его уволили или там чё похуже…
Чеченец закрыл глаза, шепча молитву.
– Это Аллах, – сказал он железобетонным тоном. – Больше некому.
– Хорошо, – скрипнул зубами скинхед. – Я мёртв, и мне по барабану. Раскинь мозгами: если это Страшный Суд, Демиург всех построит и начнёт разбирать – того в рай, этого в ад. А мне здесь пока тепло, светло, и мухи не кусают. В Бездну я не хочу. Может, там толпой тусят гурии в бикини, а может, жуткая шизоидная хрень вроде чертей и ведьм.
– Там гурии… – заявил Ваха с видом, не допускающим возражений.
Скинхед схватился за голову.
– Вот какого лешего я тебя позвал? Мог бы и с зеркалом побазарить. И тя не колышет, что щас загробный мир вверх тормашками перевернут?
– А разве плохо? – возразил чеченец. – Вдруг перемены к лучшему?
Иван отодвинулся от кальяна и захохотал на всё кафе.
– Ага-ага! Всем хачикам по ходу раздадут гражданство и паспорта от Евросоюза, и вы вокруг Небоскрёба минаретов понастроите. Здесь ващет загробный мир, а не Франция с Норвегией. Если Демиург упал с проверкой, как снег на голову, – хорошего не жди. Ты прикинь, сколько в нашем мире накосячили со времён его создания! Хрен знает, я не хочу на эту тему кумекать, но у меня такая мысля, что… Короче, Смертыч не вернётся.
Кальян не то что забулькал – затрясся, как трамвай.
– Ты неправильные слова говоришь, – потряс пальцем Ваха. – Как без Смерти? Без Смерти совсем нельзя. Если люди на Земле умирать перестанут, толкучка начнётся, как в Китае. Клянусь Аллахом, в вашем паршивом метро и то так давят, что кости трещат.