Остаётся только ждать. В ней больше не осталось сил на что-то другое. Хочется лишь понимания. Хочется, чтобы всё наконец стало хорошо.
Правда настолько отвратительна, что хочется содрать её с себя и выкинуть. Лучше, конечно, перекроить себя полностью, чтобы правда больше не причиняла боль – или просто изменить саму реальность, чтобы всё наконец вернулось на круги своя – или стало лучше. Любыми средствами.
Куинни старается не думать о подобном. Ей кажется, что в её голове тоже кто-то копается. Может, конечно, на неё так давит пустота – отсутствие чужих мыслей. Как когда в желудке крутит от голода.
За дверью слышатся тяжёлые шаги – даже ковёр не глушит их. Мадам Розье спешно покидает комнату, передавая гостью в руки хозяину промёрзшей квартиры. Он заходит в комнату и встречается с Куинни взглядом.
Она будто проваливается под лёд.
Когда ты катаешься на коньках по заледеневшему водоёму – ты готов, что лёд треснет под ногами. Это ожидаемо – пруд мог попросту не промёрзнуть, и этот ужасный хруст – предвестник катастрофы. Но катание тебя слишком увлекает, и ты не замечаешь, что вот-вот что-то случится. Хотя, конечно, на душе тяжело, и чувство тревоги всё нарастает.
А к падению под лёд ты всё равно не готов. В какой-то момент опора просто исчезает, и ты оказываешься в ловушке: вода со всех сторон, ледяная и обездвиживающая. И в тебе тут же просыпается фонтан энергии. Всплеск адреналина.
Первый инстинкт Куинни – выхватить палочку. Она читает слишком много газет – хотя, куда уж ей знать больше.
— Не приближайтесь, — отчаянно говорит она, хватаясь за палочку, как за края проруби. – Я знаю, кто вы.
Геллерт Гриндевальд смотрит на неё с сочувствием. По крайней мере, это то, что видит она. У неё трясутся руки – от холода, адреналина и от сковывающего страха. Кажется, её рвёт на части.
Она на дне заледеневшего озера. И тут действительно страшно. И она не видит поверхности, не видит дыры, куда провалилась – только обломки льда. Вокруг множество пузырьков воздуха – и они все стремятся от неё убежать.
— Куинни, тебе нечего бояться, — неожиданно мягко начинает он. Она пытается не слушать, сосредотачивая все свои мысли на заклинаниях, которые, если что, можно применить; мышцы напряжены, а колени всё равно трясутся – от холода. — Мы хотим помочь.
Его голос заполняет сознание. Кажется, он звучит на всех уровнях реальности – мягкий, вкрадчивый, объёмный.
— Ты ведь так далеко от дома. Далеко от всего, что ты любишь. В незнакомой стране.
Куинни не слушает – может ли он лично сказать о себе больше, чем его поступки? Этот человек – не злой волшебник из маггловских сказок. Он – гораздо хуже. И Куинни закономерно боится. Она знает, что он врёт ей каждой клеточкой своего тела – и этим добрым взглядом, и этим ворохом мыслей…
— Я бы никогда не навредил тебе.
Почему она слышит его мысли? Почему она слышит сбивчивое волнение? Почему…
— Ты не виновата, что твоя сестра– мракоборец, — мягко говорит он.
Его голос, словно ледяная вода, заполняет всё её существо. Только ей почему-то больше не холодно.
— Я хочу, чтобы ты помогла мне построить мир, где волшебники будут свободно жить и свободно любить, — он аккуратно берёт палочку из её рук. Потому что знает, что она заворожена его словами. Что они подействовали.
И потому, что он ничего не скрывает. Он не прячет глаза и не прячет мысли – хотя Куинни знает, что он на подобное способен. Нет, он – открытая книга. Не скрывает ничего – ни благих намерений, ни эмоций. И из него льётся печаль.
Свободно любить… Эти слова звенят у него в голове и эхом отдаются в её сознании.
Может, нужно просто дать ему шанс сказать. Из-подо льда ей уже не выбраться – поверхность озера застыла слишком быстро. Но она уже согрелась – ей не больно. Страшно немного. Но отступать некуда. Она цепляется за собственные воспоминания, за образы в своей голове и думает о том, почему она оказалась здесь.
Потому что нигде ей больше не рады.
Геллерт Гриндевальд не похож на злого волшебника из маггловских сказок. Может, только совсем чуть-чуть. Один глаз у него сверкает льдом, но это не пугает. Наоборот – завораживает. Он хочет того же, что и она – свободы. Чтобы было, куда идти. И чтобы никто не кричал вслед угрозы из-за желания быть собой.
Чтобы не было нужды скрываться. Чтобы можно было быть свободными.
Слова-то какие красивые. А в газетах пишут иначе – столько-то человеческих жертв. Хотя газеты любят приврать. Газетам вообще нельзя верить — люди редко печатают правду, и ещё реже то, что на самом деле думают. Газеты любят манипулировать мнениями, газеты любят печатать что-то громкое и скандальное. Газеты пишут о безжалостном террористе, путаясь в фактах.
Гриндевальд, однако, не противоречит своим мыслям.
***
…это, конечно, безумие, но тем же вечером Куинни идёт на кладбище. Слушать его выступление.
Ей кажется, что она по-настоящему запуталась. Нет, она не сумасшедшая, и прекрасно понимает: идти за террористом – идея далеко не из лучших. Но у неё всё ещё не было иного пути – как и возможности вернуться назад. У неё больше ничего не было.