Сказочные повести. Выпуск пятый

Ребята притихли. Иван Семенович все время погладывал на них, и волей-неволей пришлось отложить разговор до более удобного времени.

Колька раскрыл тетрадку, взял ручку, обмакнул перо в чернила и только принялся рисовать на промокашке рожи, как ручка выскользнула у него из руки и в перемазанных пальцах осталось одно перышко. Колька бросил перышко и взялся за карандаш. Но карандаш с треском разломился, черный грифель скатился под парту и разбился на мелкие кусочки. Потом под парту юркнула тетрадка, и за ней туда же поползли пенал и учебники. Вдобавок Колька почувствовал, что парта вдруг начала сталкивать его с сиденья. Он изо всех сил уцепился руками за сиденье и за крышку, а ногами уперся в подставку. От напряжения Колька надулся и засопел.

— Что с тобой? — испуганно спросил Мишка.

— Н-не знаю… Это, наверное, он…

Старый Дуб Иван Семенович строго взглянул на Кольку и сказал:

— Кочерыжкин, мало того, что прогулял три урока, ты еще безобразничаешь! Выйди из класса и отправляйся домой. Скажешь родителям, что сегодня вечером я зайду к вам.

— Ив-ван С-семенович… — заикаясь и смотря в пол, проговорил Колька.

— Ив-ван С-семенович…

— Уходи сейчас же, — сердитым шепотом сказал терпеливый, залипли чернилами классный пол, — сил моих нет держать тебя. Уходи, а не то вопьюсь в пятки всеми своими занозами!

С опаской гладя на пол, Колька полез под парту собирать тетради и учебники, но они никак не давались ему в руки. Наконец, красный, растрепанный, он вылез из-под парты и, закрывая опустевший портфель, в котором уже не было ни книг, ни тетрадей, ни пенала, а остались только три гвоздя, гайка, ножик и шишка с елки, на которой жил великий Монохамус, тихо сказал:

— Мишка, будь другом, захвати тогда мои учебники.

— Ладно, — ответил Мишка.

Колька махнул рукой и поплелся из класса. Выходя, он почувствовал, с каким злорадством подтолкнула его в спину и захлопнулась за ним классная дверь.

— Ну ладно, погоди, деревяшка несчастная! — погрозил ей Колька кулаком. — Я на тебя и на парту жуков-древоточцев напущу. Вот сейчас возьму и пойду в Короедск. Провожу этих жуков в Пионерскую рощу, а потом сюда приведу.

Неприятное известие

Старый Дуб грелся на солнышке, широко разметав тяжелые узловатые ветви. Он стоял один посреди поляны, а вокруг него в почтительном отдалении росли другие деревья.

Ближе всех к Старому Дубу подступала дружная стайка молодых дубков, его внуков и правнуков. Листва на молодых дубках была светлее, и листья меньше, чем у Старого Дуба, но так же, как у него, они были собраны на ветках в крепкие пучки, словно сжаты в кулаки.

За дубками, вылезая чуть ли не на самую тропинку, росла беспокойная и болтливая Осина. Чуть колыхнется где-нибудь ветка, а она уже шелестит всеми своими листьями:

— Что? Что? Что?

За Осиной, добродушно взирая на свою болтливую соседку, росли молчаливая Пихта и толстая ветвистая Береза.

С другой стороны поляны, там, где она опускалась к овражку. Плакучая Ива свесила свои длинные ветви, а против нее, на пригорке, подняв к солнцу загорелые медно-красные сучья, возвышалось самое высокое дерево в лесу — Высокая Сосна.

Старый Дуб немного задремал. Но вдруг до него донесся какой-то шорох, и тут же, быстро взмахивая крылышками, на дубовый сук опустился взъерошенный Воробей.

— Чирик! Это я! Важное известие!

Все хорошо знали шумный, взбалмошный и легкомысленный характер Воробья, поэтому Дуб не особенно верил в то, что известие было действительно важным.

— Ну, что там случилось? — спокойно спросил Старый Дуб. — Опять пожар у ласточек?

Для того чтобы всем стало понятно, почему Старый Дуб вдруг заговорил про пожар, необходимо рассказать один случай из жизни Воробья.

Однажды весной (правда, это было в первую его весну) Воробей вылетел утром из гнезда и увидел, что над всеми крышами в поселке трепещет красное пламя. Воробей переполошил весь лес.

— Пожар! Пожар! Пожар! У голубей пожар! У ласточек пожар! У всех наших соседей пожар! Я сам видел!

Птицы, бросив все свои дела, помчались спасать соседей. Но когда они прилетели в поселок, то оказалось, что никакого пожара нет. На всех улицах поют и пляшут люди, а птицы смотрят на них с крыш и еще подпевают.

— Где же пожар? — спросили Воробья.

— Вот, — показал Воробей на трепещущие на ветру алые языки. — Все горят и ничего не замечают!

Птицы рассмеялись.

— Да ведь это же флаги! Сегодня у людей праздник — Первое мая.

Обычно Воробей сердился, когда ему напоминали про пожар, но на этот раз он как будто не услышал насмешки. Оглянувшись по сторонам и даже не пригладив взъерошенных перьев, Воробей быстро зашептал:

— Уф! Колька!.. Уф! Кочерыжкин!.. Уф! Беда!.. Колька… Жуки…

— Ничего не понимаю, — сказал Старый Дуб. — Говори внятнее.

— Колька!..

— Ну и что — Колька?

— Собирается в лес.

— Пусть приходит. Ты слышал, как его Ольха оставила без штанов? Ха-ха-ха!

— А жуки?

— Что жуки?

— Жуки идут с Колькой.

Дуб перестал смеяться. Кажется, Воробей спешил не зря.

— Отдышись и расскажи все по порядку, — сказал Старый Дуб.

Воробей почесал крылышком в затылке и собрался с мыслями.