Скелет (ЛП)

— Сколько девушек говорили тебе то же самое? Сколько из них умоляли тебя отпустить их домой? — спрашиваю я, бросая второй ноготь на стол. Я бросаю на Колби быстрый взгляд через плечо, прежде чем вернуться к своей работе. — Ты хищник. Тебе так долго сходило с рук охота на девушек, ты и не беспокоился о том, что тебя поймают. Ты думал, что сможешь проскользнуть по жизни невредимым. Но знаешь что? Ты не на вершине пищевой цепочки. Ты — то, что мы называем в биологии третичным потребителем. Как змея. Или койот, — я сглатываю внезапный комок в горле, когда вытаскиваю третий ноготь. — Там бродят волки, мистер Кэнди-мен. И им не терпится сожрать тебя.

— Я н-не могу… я не… я не плохой парень.

— Ты знаешь, все боятся волка. Но знаешь ли ты, чего боится волк в царстве дикой природы? — спрашиваю я, освобождая еще один ноготь на ноге.

— Рысь, — тихо всхлипывает Колби у меня за спиной.

— Вот видишь, да? Большинство людей не догадались бы. Рыси выглядят такими милыми, с плюшевым мехом, белыми лапками и этими очаровательными маленькими черными кисточками на ушах. Очень классные, — я выдергиваю четвертый ноготь из замерзшего пальца со слабой, злой усмешкой. — Но рысь умеет прокрадываться в волчье логово. Убивать волчат. Беременных самок. А потом взрослых самцов, когда остаются с ними наедине. Рысь переворачивает волка на спину и раздирает ему живот или шею, а затем оставляет умирать. Одинокая рысь никогда не бросит вызов волчьей стае. Но… будет выжидать своего часа. И когда меньше всего ожидаешь, — говорю я, освобождая последний ноготь на ноге и кладя его среди других, — именно тогда они появляются из снега и теней. Вот тогда-то и убивают.

Я беру ногу за лодыжку и возвращаю ее в морозилку, прежде чем собрать ногти на ногах в маленький пакетик на молнии, который кладу во внутренний карман куртки, а перчатки выбрасываю в мусорное ведро рядом со столом с инструментами. Мой взгляд останавливается на стене с фотографиями и заметками, я снимаю фотку, сцена настолько знакомая, что физическое изображение вряд ли нужно, ее детали врезались в память. Я засовываю ее в карман рядом с пакетом сувениров и с ухмылкой поворачиваюсь к пленнику. Когда неторопливо подхожу к стеклу, Колби отступает, восхитительные слезы увлажняют его густые ресницы и скользят по коже.

— Джек — волк, который охотится на тебя. Но угадай, кто я? — я прижимаю ладони к стеклу и пожимаю плечами в дополнение к своей коварной улыбке. — Если у волка никогда не было ни единого шанса против рыси, как думаешь, что хорошего принесет твое попрошайничество?

Мы долго смотрим друг на друга, прежде чем я поворачиваюсь и направляюсь к укрепленной стальной двери.

— Уберите свою рвоту, мистер Камерон. В резиновом контейнере под кроватью есть полотенца. У меня и своих дел по горло.

Я покидаю свою маленькую берлогу под мелодию просьб и протестов Колби, первая дверь захлопывается за мной с глухим стуком, который эхом разносится по бетонной лестнице. Когда я подхожу ко второй двери, я беру винтовку у стены, и набираю код на клавиатуре, чтобы открыть замок, ведущий в потайной подвал моего охотничьего домика, расположенного вдали от всех.

Мой пес, Корнетто, поднимает голову со своего места, где лежит, охраняя порог хижины, когда я вхожу на первый этаж, присоединяется ко мне и садится рядом на потертый диван, пока я кладу винтовку «Savage 110» поперек бедер. Я достаю фотографию из кармана, где спрятаны ногти. Это снимок, который я сделала сама с помощью объектива с большим расстоянием: фотография Джека за год до того, как я поступила в Университет Уэст-Пейн. Он изображен в профиль, его руки глубоко засунуты в карманы, а пронизывающий ветер растрепал его короткие темные волосы по лбу. Джек смотрит на единственный акр земли, который университету удалось выделить для его исследований с помощью потрепанного гранта. Это было до того, как появилась я. До того, как я получила дополнительные сорок восемь акров площади для полевых исследований. До того, как я собрала средства для строительства новых лабораторий и учебных помещений. Это было в те дни, когда каждый шаг, который я делала, приближаясь к своей цели, все еще казался мне замечательным испытанием, тактическим ходом по шахматной доске.

Слова моего отца возвращаются ко мне.

«Есть поговорка, которую тебе нужно запомнить, орешек», — говорил он мне каждый сезон, независимо от того, какую добычу мы выслеживали. «Охота — это не спорт. В спорте обе стороны должны знать, что они в игре».

Это больше не охота. И даже если Джек, наконец, поймет, что он в игре, это не спорт.

Это расплата.