Главным условием содержания была учеба на „отлично“. Так как девочка не была сиротой, и теоретически имела долю в развалюхе родителей, государство отделалось от нее выходным пособием и повышенной стипендией. И без помощи старика – антиквара жить бы ей в общаге, пытаясь растянуть стипендию на ручки-тетрадки и дешевые макароны.
В первой половине дня Лера училась, а после двух часов дня шла в магазин. Работы было не много, но обязательным было прекрасно выглядеть, поддерживать чистоту и вовремя подавать хозяину жасминовый чай с медом или печеньем. Для редких дорогих гостей имелся и буфет с коллекцией графинчиков и хрустальных рюмок. Но спиртное подавали редко, антиквар к крепким напиткам был равнодушен, а Лера питала даже к запаху алкоголя отвращение.
Жаркое солнце плавило асфальт в городе, сидения автомобиля раскалялись даже под ровным потоком воздуха из окон. Машина необычного – сине-фиолетового металлического цвета неслась по трассе. Молодой смуглый парень в белой футболке спокойно и уверенно держал руль, ветер шевелил его черные волосы и заставлял чуть – чуть прищуривать серые глаза. На встречу медленно проплыла солидная угольно – серая машина даже на вид тяжелая и дорогая. Водители даже не повернули головы, но пассажир серой иномарки был замечен, очень уж приметный был силуэт – высокий, худой мужчина в летней кремовой шляпе…
Глава 17
Прошло несколько дней, с той поры, как бабуля накормила вареньем Мишкиного отца. Наша компания так же собиралась на скамейке возле Наташкиного дома. Светка порезалась осколком стекла в мелкой речушке где бултыхались спасаясь от жары приезжие мамашки с ребятишками, и теперь одна ее нога напоминала грязно – серый лапоть. Мишка въехал в лужу по самые сиденья на мотоцикле Егора, теперь они вместе пахли машинным маслом, соляркой и всем тем, что сопровождает серьезный ремонт транспортного средства.
Наташка увлеклась варкой варенья из падалицы. И в своем увлечении наварила его столько, что как-то, раз я застала ее с задумчивым видом стоящей над ведром с янтарным сиропом, а рядом на столе сиротливо стояла единственная трехлитровая банка. Над ней до сих пор иногда кружили бабочки, пчелы и осы.
Макс, в своем задумчивом великолепии забыл предупредить прабабушку о визите своей девушки и теперь терзался мрачными раздумьями – идти ли домой или напросится к друзьям на сеновал? Татьяну родители усадили перебирать фасоль, и она как настоящая Золушка опаздывала. Я же вспоминала очень интересного дядечку, который сегодня остановил меня на повороте, что бы уточнить дорогу. Дорогущая немецкая машина с шофером плохо сочеталась с летней бежевой шляпой и коричневым галстуком. Нашу рассеянность неожиданно развеял Мишка:
– Ребята, а помните легенду, об озере?
– Какую, про монастырь что ли? – лениво уточнила я.
– Ну да, ту самую! Сегодня слышал, как отец у соседки выспрашивал, она старенькая уже, слышит плохо, так ему кричать пришлось – Мишка хихикнул.
А мы все представили худющую скрюченную старушку, которую утром внуки и правнуки высаживали на солнышко у калитки, а вечером уводили в дом под руки. Бабуля была шустрой, внимательно наблюдала за всем, что происходило перед ее ясными черными глазами. Иногда она удивляла окружающих „предсказаниями“ по – поводу поселковых событий. Кроме того, в силу возраста, она любила вспоминать свое детство, часто рассказывала, про первых местных жителей пришедших пешком из Пскова и Рязани, а позднее приехавших в вагонах для перевозки телят. И вот с этой-то бабулей Мишкин отец и завел беседу о монастырских развалинах.
Бабуся сперва охотно рассказывала, какой красивый в монастыре был большой храм, и как была убрана старая часовня в ските неподалеку от монастыря, куда ее девочкой тетка брала с собой на послушание. А потом вдруг глянула искоса и сказала ехидно:
– Что Леонидушко, и тебе сокровища монастырские спать не дают? – Потом забормотала: – Было, это уже было, все хотели взять, ан нет, не отдает она…
– Да кто она? – возопил Мишкин отец, доведенный до ручки беседой и пуще испуганный разительной переменой.
– Да игуменья, – вымолвила вдруг совершенно четко старуха, – игуменья мать Иустина. Как пришли сперва одни, потом другие и все с ружьями, все в шапках в храм, да с бумагами – печатями, так и велела она сестрам разойтись, а прежде уберечь сокровища монастырские. Да под зарок их убрала – что бы только тот мог взять их, кто монастырь в эти места вернет. Справедливая она была, матушка Иустина…
Голос старухи угасал вместе с закатом, погружаясь сквозь пучину лет в воспоминания. Встряхнувшись, бабка ехидно закончила:
– А тебе Леонидушко, и ждать нечего. Разве что пожалеет тебя мать Иустина, да на ум наставит, али просто погрозит! – и засмеявшись скрипучим старческим смехом, старуха заковыляла к дому, оставив „Дона Корлеоне в задумчивости и растерянности.
Глава 18