Скелет в шкафу

– Ты уже не уверена, – уличил я. – Нет уж, нужно взрослеть. И поступать как взрослые. Хотя, ты права, многие до старости остаются дураками. Про них говорят, что вот они какие замечательные, сохранили идеалы юности!

Она наклонилась через мое плечо.

– Ты что это рассматриваешь?

– Процесс неоморфных мутаций, – пояснил я, – в народе их называют мутациями приобретения функции или GOF-исследованиями, так доступнее… Правда, красиво? Особенно вот эта спираль!.. Это компьютерная модель, а в реале это работа на третьем уровне биобезопасности. Как ты наверняка знаешь, всего четыре уровня, BSL-1, а самый высокий – BSL-4…

Она прервала сердито:

– Не умничай! Это значит, уже пришел к окончательному выводу? Совсем-совсем?

– Утро вечера мудренее, – ответил я. – Утром скажу точно. Я тоже пока что в сомнениях. Утром и улетим.

Глава 15

Она ушла, злая и сердитая, на кухню, что есть правильное решение, где еще быть правильной женщине, а я быстро выводил на экран снимки своих мышек и результаты опытов, и пока компьютер начинал просчитывать варианты экспериментов, я моментально получал результат из облака, где на меня трудятся суперкомпьютеры, а мой мозг хватает полученные данные и, быстро обработав, загружает снова. Не потому, что не доверяю себе, но я человек, и мозг у меня все еще человеческий, в то время как суперкомпьютер в облаке хоть и слабее моих извилин, но все же на него никакой инстинкт не влияет.

Утром Грегор постучал и вошел уже как старый приятель, даже не стал отворачиваться, увидев на кухне обнаженную по пояс Ингрид.

– Доброе утро! Как спалось?

– Утро доброе, – ответил я. – На новом месте всегда снятся интересные сны… Как Валентин Афанасьевич?

– Заканчивает завтрак, – сказал он. – Будьте готовы. Когда он перейдет на веранду на утренний кофе, можете ненадолго присоединиться.

– Прекрасно, – сказал я. – Кстати, после завтрака мы планируем вернуться. Вертолет нужно заказывать заранее?

Он покачал головой.

– Нет смысла, здесь же близко. А вы точно не знаете, сколько проговорите за чашкой кофе.

– И то верно, – согласился я. – Ингрид?

– Иду, – ответила она.

Грегор вышел первым, а Ингрид, на ходу набросив маечку, вышла и плотно закрыла за собой дверь.

Зеленые кусты, от земли и до вершинок щедро и без меры усыпанные ягодами, чуть покачиваются под легким ветерком. Я машинально сорвал несколько ягод смородины, на грядках зреет крупная клубника, но к ней надо нагибаться, я не стал и механически прошел за Грегором к веранде.

Стельмах повернул голову, наблюдая, как мы идем по двору, а потом поднимаемся по ступенькам на веранду.

Он прав, мелькнула мысль. Россия после роспуска СССР в немалой степени ослабела, но совсем не в той степени, как показала миру, а тому только дай возможность поликовать: сразу же начали с восторгом кричать, что Россия кончилась, рассыпается точно так же, как и СССР, нищий народ разбегается, а кто не может убежать, тот вымирает…

Молодцы, хоть и обидно было про себя говорить такое, но скрепя сердце поступили по уму, а не как жаждалось. Умело запущенная деза заставила Европу считать себя победителем, это хорошо, пусть хватает все территории и отколовшиеся от СССР страны. Они еще не представляют последствия своей «победы»! У России был опыт господства над половиной мира и половиной Европы: непросто руководить католической Прибалтикой, православной Грузией и мусульманскими странами Средней Азии, не говоря уже о входивших в наш блок ГДР, Болгарии, Вьетнаме и Монголии…

Мы опустились по его жесту за стол, и, пока Тереза расставляла перед нами чашки с кофе, я сказал:

– Валентин Афанасьевич, вы уже тогда просчитали, что Евросоюз перейдет границу управляемости, если соберет в своем составе двадцать восемь стран?

Он кивнул с самым довольным видом.

– Верно. Будь они все одинаковыми – какие проблемы? Но тот балласт, который сбросила Россия, в самом деле балласт…

Я сказал с сожалением:

– Но так вслух не скажешь.

Он усмехнулся, но обронил серьезным голосом:

– Это частный разговор. В более официальных местах такие слова и термины употреблять не следует. Хотя насчет балласта как никогда точно.

– Это был точный расчет на психологию, – сказал я. – Как они не сообразили от жадности и поспешности, что откусили кусок, который проглотить не смогут!

Он сказал с веселым огоньком в глазах:

– Жаль, Турцию в Евросоюз не приняли!.. Тогда кончилось бы все в тот же год… Франция оказалась достаточно умной и самостоятельной, чтобы вопреки всем отказать ей во вступлении.

– И без Турции страны слишком разные, – сказал я.

– Жадность наказуема, – согласился он. – Евросоюз будет трясти все сильнее, а признать, что пожадничали и сглупили, им не дает та же гордость, что нам не позволяла распустить СССР еще при Хрущеве. Все-таки человек слишком человек, а не голый разум…

Скоро это закончится, мелькнуло у меня. Постчеловеками будет править только разум, а из инстинктов оставим… даже не знаю, что оставим. Во всяком случае, править ему нами не дадим.