Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека

В одной главе нашей книги, опубликованной с некоторым опозданием в 1975 году, уже после того, как я на год уехал исследовать лемуров на Мадагаскаре и Коморских островах, мы обращали внимание на то, что, поскольку ископаемые останки, составляющие архив эволюционной истории, должны быть физически обнаружены, ранее подразумевалось, что сама эволюционная история является предметом научного исследования. Негласное правило утверждало, что, если ты облазил достаточно скал и нашел достаточно останков, тебе каким-то образом откроются тайны эволюции. Разумеется, в глазах градуалистов, представляющих окаменелости как звенья в цепи, протянутой сквозь время, эта точка зрения была единственно приемлемой. Если ты нашел достаточное количество звеньев и правильно расставил даты, само собой разумеется, что в результате ты получишь законченную цепь. С подобной логикой сложно спорить. Однако логику невозможно применять к реальному миру, если изначальное предположение неверно. Как мы уже видели ранее, как минимум некоторые палеонтологи на тот момент уже давно знали, что видение эволюционного процесса, на котором она базировалась, было если не полностью ошибочно, то точно далеко от завершенности. Как вы можете помнить, сам Дарвин был очень обеспокоен недостатком ожидаемых промежуточных материалов в палеонтологической летописи. Он объяснял это неизбежной незавершенностью процесса. Прошло больше 100 лет, пока Элдридж и Гулд не выдвинули решительное предположение, что явные пробелы в летописи на самом деле могут быть источниками информации. Если они были правы и биологические виды действительно можно было рассматривать как отдельные организмы со своими датами рождения, смерти и сроками жизни между ними, тогда ваш взгляд на палеонтологическую летопись необходимо было решительно менять. Окаменелости, с которыми вам придется иметь дело, на самом деле составляют сложную генеалогию видов, порожденных в какой-то момент в прошлом разделением линии наследования. Для каждого обнаруженного ископаемого вида где-то есть еще один — уже известный по известным находкам или еще нет, — тесно связанный с ним цепью наследования. Образуемую таким способом схему взаимосвязей между ископаемыми видами и их гипотетическими живущими потомками нельзя просто взять и обнаружить напрямую, она выстраивается путем кропотливого анализа. Одного открытия недостаточно. Таким образом, возникает вопрос: на какие качества окаменелостей следует обращать внимание, когда пытаешься понять их место на Древе жизни, и как следует их анализировать?

С точки зрения приверженцев систематики, окаменелость обладает тремя основными свойствами, такими как состояние и внешний вид, возраст и место происхождения. Эти свойства имеют разную значимость при попытке реконструировать эволюционный процесс. Место происхождения окаменелости имеет значение для анализа его адаптационных механизмов, но оно не проливает света на то, с какими биологическими видами близко связано ископаемое существо. Аналогичным образом нужно быть осторожными, оценивая возраст окаменелости, потому что никогда нельзя точно установить продолжительность жизни биологического вида, к которому она принадлежала, а также возрастную группу данного вида, которую представляла данная окаменелость. Соответственно, если исключить возраст и географию как индикаторы вида окаменелости и его взаимосвязей с другими видами, нам остается только морфология (сегодня включающая в широком значении молекулярное строение). Это единственное свойство окаменелости, несущее неоспоримый отпечаток ее истории. Как мы видели в главе 5, этот отпечаток не всегда легко расшифровать, но в тех пределах, до которых мы способны реконструировать иерархию первичных и вторичных характерных признаков, возникших в ходе эволюции, на основании доступных нам данных, мы можем выдвигать экспериментально проверяемые утверждения о взаимосвязях, охватывающие постоянно расширяющийся круг групп. В сложных ситуациях палеонтологи могут время от времени использовать возраст окаменелости как очень общий ориентир для определения первичности или вторичности его характеристик, но подобные заключения невозможно эмпирически подтвердить, и поэтому они ценятся не выше, чем общие рассуждения.