Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека

Практический опыт (в том числе и моя работа с лемурами) показывал, что зачастую родственные виды приматов не имеют значительных различий в морфологии костей и зубов. Таким образом, если вы обнаруживаете в одном раскопе две явно различающиеся окаменелости твердых тканей, высока вероятность, что перед вами останки двух разных видов, разумеется, если вы сможете исключить половой диморфизм. Более того, так как различия между костями родственных видов обычно незначительны, палеоантропологи легко могут недооценить количество видов, представленных тем или иным собранием окаменелостей. Разумеется, мои рассуждения вводили некоторый элемент неуверенности, но даже он был предпочтительнее, чем излишнее упрощение эволюционных паттернов вместо их классификации. С другой стороны, если я был прав, то все попытки выделить на основании окаменелостей подвиды, то есть четко выраженные региональные варианты, возникающие внутри видов и быстро исчезающие в них же, были обречены на провал. Подвиды — это движущая сила эволюционных инноваций, основа для формирования новых видов. Но до сих пор, пока процесс видообразования не наделит их исторической индивидуальностью, они остаются эфемерными.

Практические трудности, связанные с распознаванием близко-родственных видов в палеонтологической летописи, никуда не делись с 1986 года, когда моя работа была опубликована. Я приложил все усилия, но так и не сумел найти способ, как их устранить. Тем не менее положительным результатом моей публикации стало то, что в последние десятилетия палеоантропологи все реже и реже употребляют термин «стадия». Стадия — это особая палеоантропологическая концепция, которую я однажды назвал самой ужасной «уткой», выдуманной моими коллегами. Стадией называют неопределенную группу окаменелостей, имеющих примерное сходство (например, по объему мозга). Такая группировка, разумеется, является продуктом человеческого сознания, а не природы. Стадии не существуют сами по себе, это всего лишь эвристические инструменты, которые тем не менее иногда путают с реальностью. Сам по себе этот термин не так уж плох, но если палеоантрополог мыслит «стадиями», он забывает о естественной классификации, созданной самой природой. Если кто-то говорит, что эволюция гоминидов прошла через «стадию Homo erectus», то подразумевается, что в ней отсутствуют такие понятия, как предки и наследование. Вместо этого всю работу выполнил естественный отбор, и дальнейшие исследования не имеют смысла. Придерживаясь идеи «стадии», мы проигнорируем тот факт, что за последние пару миллионов лет рост объема мозга в роду Homo происходил независимо в рамках трех разных линий развития: у Homo erectus в Восточной Азии, у предков неандертальцев в Европе и у предков Homo sapiens в Африке. Это очень важно, так как если рост мозга является свойством всего рода Homo в целом, а не конкретно нашего вида, то и корни этого явления нужно искать совершенно в другом месте.

В 1986 году моей главной задачей было показать, что Homo sapiens представляет собой во многом уникальный вид и что лишь некоторые окаменелости (имеющие сравнительно молодой возраст) вписываются в его морфологическую структуру. В палеонтологической летописи плейстоцена отсутствует и большая круглая черепная коробка, и достаточно маленькое лицо в ее нижней части, характерные для современного человека. Таким же уникальным является и Homo neanderthalensis с его длинным списком характеристик, не похожих ни на чьи другие (близкие родственники неандертальцев из Сима-де-лос-Уэсос к тому моменту еще не были обнаружены).

Различия в строении черепа между современным Homo sapiens (Эль-Хеса, Египет, слева) и Homo neanderthalensis (Гротта-Гуаттари, Монте-Сирсео, Италия). В масштабе. Рисунки Дона Макгрэнэгана (слева) и Дианы Саллес (справа)